Эйвис было все равно. Она только радовалась. К черту эту долину проклятую, которая вполне оправдывала свое имя. И да, продать это все барахло, трактор, прицеп, лошадей, коров, кур, кухонную утварь, кровати, печку и что там еще… Дни самообвинения прошли, и теперь она видела вещи в ясном свете, она позволила себе простую злость. Да! Скоро она уйдет от этого человека, вырвется из рук своего мучителя и из этой смирительной рубашки природы, этой холодрыги, в которой даже траве было непросто расти, а некоторые сугробы не сходили даже в самый разгар лета. Да! Там, где лето было не красным, а синим от холода и где даже ягодки шикши покрывались мурашками. В последнее утро она доила коров с неистовой силой. Свобода! Вечером она станет свободной. Какая невероятная мысль! Новая жизнь во Фьёрде! И эта жизнь была вовсе не плоха. Она напевала самую новую песню, которой ее научил брат, почти приплясывая, пока несла подойник с молоком в дом. «Хаумачизтэ догги инзе виндоу?» В этих бедрах проснулась женщина. Голова стрижена под мальчишку в духе рок-времен. Брат услышал, что она идет, и дважды тявкнул после припева. Они вместе прослушали десять причудливых современных песен. И она обещала завести ему новую собаку. Когда они приедут во Фьёрд. Виса, милая Виса!
Но где они будут жить? Отец отвечал только «хух». Эйвис думала, что первое время они будут у Тоурда, но чересчур переоценила этого своего старшего брата: из его отсутствия сплетни сплели интересную сказку. Под стеной загона для овец: «Слышь, а твой братец Тоурд ваще гениально управляется с ножом, селедке голову отрубает с расстояния шести метров, целоваться будешь?» Но когда дошло до дела, братец Тоурд оказался обыкновенным выпивохой, ни на что не годным, да и к тому же уехал на Фареры, да и Морской дом был не самым лучшим местом для маленькой семьи, пусть даже такой странной. На первых порах они будут жить в Зеленом доме у Турид Бек. Они – это она, он и бабушка. Так она решила. А что будет делать этот драконище, будь он неладен, этот рыжебородик плешивый, она не знала. Да ей было и наплевать. Она с ним не разговаривала. Он не разговаривал с ними. «Я говорил с Руноульвом», – услышала она его фразу, обращенную к бабушке, что бы она ни значила. Разумеется, он хотел, чтоб они жили в неотапливаемом английском бараке на Косе или в каком-нибудь сарае для сушки рыбы класса «люкс». А может, он и вовсе расщедрится на просторную пещеру на Разбойничьей лаве. К чертям эти горы, эти хейди, этот вечный пронизывающий ветер! Ей нестерпимо хотелось моря и штиля, и домов, и освещения, и отопления. В последние дни она не думала ни о чем, кроме белого чистого пододеяльника и белых блестящих, густо залакированных оконных рам, которые видела в Зеленом доме. Каково это – жить так круглый год?! Более того: там в кухне был кран, а из него текла горячая вода! «А-а, у Беков в семье издавна водилось колдовство всякое», – говаривала Душа Живая.
Турид была крупная серьезная женщина лет пятидесяти, которая в свое время так часто ходила на похороны, что перестала носить обычную повседневную одежду, а ходила все дни в черном национальном костюме. Кожа у нее была молочно-белая, холодная и сырно-мягкая и ложилась ей на лицо складками – свисала брылями с подбородка, как будто ее было с избытком. В целом лицо у нее было в хорошем состоянии, ведь его всю жизнь держали в доме, а вот ее душа была холодным соленым морем. В море у нее погибли муж и четверо сыновей.
– Посмотры сама; это задныя комныта.
Голос у нее был усталый. Пронзительный, словно у лебедя в небесах, и за каждой фразой следовал всхлип из легких. С ней жили ее невестка-телефонистка с двумя детьми и мужем, ушедшим в море, и пожилой сумасшедший брат, Гейрхард Бек, который в юности повредился в уме из-за сильной несчастной любви: тогда у него появилась навязчивая идея, что он внебрачный сын Наполеона Бонапарта. Их семья происходила с севера, с Равнины, и там бытовала легенда, что французский барон со шхуны в конце девятнадцатого века заночевал там на хуторе в непогоду. Когда от двадцатилетнего Гейра ушла любовь и вышла замуж в столицу, он сделал попытку утопиться в море, но на берегу его настигло это откровение, и он написал той девушке письмо: она действительно собралась отказать французскому дворянину? Впрочем, выглядел Гейри хорошо: на вид он был просто молчаливым седым мужчиной, но его выдавали штаны: они были слишком короткими – международный символ сумасшествия.
Когда Турид по пятницам уходила на кладбище в длинном черном пальто и национальном костюме, казалось, что она – героическая, хотя и не совсем типичная вдова исландского моряка. Но на самом деле Турид Бек была одной из немногих женщин в Исландии, кто зарабатывал на жизнь литературным трудом. Даже я забыл про это, когда увидел в кооперативе рекламу:
«Стук в дверь» – новый захватывающий любовный роман Яны Хансон, автора умопомрачительно популярных книг об искательнице приключений Рите Бекер – «Женщина в перчатках» и «Грезы о мужчине» в переводах Турид Бек.