Читаем Багровая связь полностью

Нет, ну что вы, я бы никогда не сказала, что дождь мне не нравится. Я люблю дождь, я обожаю дождь, он кажется мне таким таинственным и романтичным, когда я сижу дома и смотрю на него из окна. Я даже могу набросать пару строк на ближайшем листе бумаги, вдохновившись водяными потоками, столь эстетично струящимися по стеклу снаружи. И я просто обожаю гулять после дождя: ощущать запах озона и прибитой пыли, вдыхать очищенный воздух, убегать от крупных капель, падающих с ветки, которую трясет над моей головой Кирилл, предлагая немного освежиться…

Но рано или поздно под любым дождем человеку становится все равно, вот и мне стало. Перестав злиться на весь мир, я брела по тротуару в сторону своего дома, и редкие прохожие огибали меня, спеша по своим делам, чтобы скорее оказаться под крышей. Дождь ослабил напор, стало не так шумно. С неохотой передвигая ноги (куда спешить, если я все равно уже вымокла?), я услышала, как один из автомобилей снизил скорость и медленно поехал рядом со мной.

– Леди, Вас подвезти?

Я повернула голову. Тот, кто видел хоть одну серию «Фарго», поймет, какой тип автомобиля я увидела прямо перед собой. Американские ретро кары 70-80-х годов, самая совершенная по дизайну ветка автопрома. Каждая машина из этой эпохи обладает своим неповторимым характером, это видно с первого же взгляда на дизайн. Длинный и плоский кузов, стремительные линии, строгие углы, вытянутый передний и укороченный задний бампер, радиаторная решетка особого типа, иными словами, ретро в своем самом классическом проявлении. Я будто на мгновение оказалась в семидесятых где-нибудь в Миннесоте, и ливень сыграл свою роль. Передо мной был старый черный «Chrysler New Yorker» 1966 года, и я ставлю свою печень, что вы уже догадались, кто находился за рулем. Хотя я бы не удивилась, если бы он ездил на черном олдсмобиле «Toronado» с наклейкой «высокомерный сукин сын»2

, ведь от этого человека я ожидала чего угодно, настолько он казался не принадлежащим этой реальности.

– Не нужно, разве не видите? У меня все отлично.

Роман Григорьевич издал краткую усмешку, глядя на меня. Я знала, что так просто он не отстанет, а мой юмор расценит как поощрение к развитию беседы. Ну что ж, пускай. Хоть какое-то развлечение по пути. Я не так уж часто вижу столь прекрасные ретро автомобили, хотя являюсь большим ценителем.

«Chrysler» на минимальной скорости ехал вдоль тротуара, пользуясь тем, что на этом участке нельзя парковаться, и путь свободен. Передние окна автомобиля были опущены, несмотря на дождь. Водитель сделал это для того, чтобы говорить со мной.

– Не лома-айся, Бет, садись, я тебе ничего не сделаю.

Ну, коне-е-е-ечно, подумала я и даже улыбнулась такому наглому вранью. Конечно же, ты мне ничего не сделаешь, Иисусе, разве этот человек хоть раз что-то делал против моей воли, скажи, милостивый господь?

– Я не в настроении поддерживать разговор.

За рулем «Крайслера» Шувалов выглядел на своем месте. Автомобиль был наверняка подержанный, потому что не подержанные ретро кары сейчас стоят больших денег, но это не лишало его великолепия. Внешний вид авто мистически гармонировал с характером владельца. Не думала, что Роман Григорьевич – ценитель старины, однако могу сказать точно, что ни одна машина в мире не подошла бы ему так идеально, как эта. Формы ретро кара словно пропитались харизмой и брутальностью водителя, за счет чего, не побоюсь признаться, Шувалов был неотразим. И, черт возьми, он явно знал это.

– Можешь не разговаривать, просто сядь в машину.

– Вы же знаете, что я этого не сделаю.

Я еще не выжила из ума, сукин ты сын, додумала я про себя. Если я к тебе сяду, ты отвезешь меня вовсе не домой, и мы оба это знаем. Это все равно, что подписать себе приговор. Уж лучше я промокну под стеной ливня, который, кстати говоря, превращался в назойливый затяжной дождь.

Шувалов ехал со скоростью моего шага, что позволяло нам перекидываться едкими фразочками, и редкие прохожие в недоумении озирались на внезапное шоу. Я вспомнила про свой сногсшибательный внешний вид и разозлилась, что Роман Григорьевич застал меня именно такой – промокшей насквозь, с размазанной по лицу косметикой, слипшимися прядями волос, которые начали мелко завиваться от воды.

Тем временем Шувалов закурил. Пижон, – подумала я. Зато это хотя бы залог того, что из машины он выходить не собирается – сигарета мгновенно промокнет и развалится у него в руках, едва окажется вне салона.

– Крошка Бет совсем промокла, но все равно отвергает помощь. Кажется, она хочет прокатиться у меня в багажнике?

Вопрос прозвучал риторически, и это напугало. Меня вдруг осенила неприятная догадка.

– Вы ведь не собираетесь ехать за мной до самого дома?

– Бет не хочет, чтобы этот псих узнал, где она живет, – усмехнулся он, как всегда дьявольски проницательный. – Бет боится, что в один погожий денек он подкараулит и похитит ее, и никто не поможет ей. Не так ли, Бет?

Я молчала, немного ускоряя шаг. Надеялась, он не заметит этого.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза