Балет моей жизни

Возник Théâtre pour l’Armée[226]

с постоянной труппой. Но все парижские театры посылали своих актеров играть перед солдатами на побывке. Брассер и артисты Théâtre Michel показывали им ревю Рипа «Ваше здоровье», имевшего большой успех из-за своей актуальности. Сама Сара Бернар читала стихи в военных лагерях, где ее восторженно принимали. Она этим доказала свое редкое мужество и силу духа, потому что ей как раз незадолго до этого ампутировали ногу. Актриса многие годы страдала от болей в колене, после какого-то падения у нее образовалась большая гематома, превратившаяся в незаживающий абсцесс. Долгое время Сара с присущей ей твердостью терпела, но потом опухоль стала такой большой, что пришлось пожертвовать ногой. Но она не позволила болезни морально сломить себя и продолжала работать с необыкновенной стойкостью.

Мне все время предлагали роли. Я колебалась не один месяц, прежде чем снова взойти на сцену. Наконец, агенты Режи Гину и Шарля Кювилье[227]

убедили меня сыграть в их оперетте для Théâtre Michel — «Куртизанка Юдифь». Пьеса сатирическая, с шитым белыми нитками символизмом. Энергичная музыка Кювилье была полна пикантных находок и смелых ритмов, а текст Гину искрился юмором. Рене Балта, красивая брюнетка, исполняла партию куртизанки с полной отдачей, а Дорвиль создал совершенно карикатурный образ Олоферна. Я же танцевала партию Суламиты. Марикита создала для меня хореографию по египетским мотивам, где па напоминали иероглифы, и все это в черно-золотых декорациях. Получилось впечатляюще, это был единственный серьезный момент в той шуточной пьесе.

Решили, что моим костюмом будет заниматься Пуаре. Я уже была с ним знакома. Когда я хотела ввести в программу японские танцы, сразу же встал вопрос с костюмом. Я восхищалась выступлением Спинелли[228]

в одном ревю, где на ней было восхитительное кимоно. Я никогда с ней лично не разговаривала до этого, поэтому заручилась рекомендацией Леонтины Бове, которая с ней работала, и при ее посредничестве спросила у Спинелли, откуда у нее этот красивый японский костюм. Очень любезно она ответила, что это творение Пуаре. Я связалась с ним и попросила не скопировать костюм «Спи», но придумать для меня другой. Он создал розовое платье, расшитое цветами и птицами, с огромным поясом из черного бархата. Настоящее чудо!

Я была совершенно уверена в выборе, обращаясь к Пуаре, ничуть не сомневаясь, что он сотворит мне сенсационный костюм Суламиты. Он жил на Saint-Philippe du Roule в маленьком особняке с очаровательным садом. Именно отсюда вышли все изумительные творения, что он создавал перед войной, и не только в области моды, но и для украшения интерьеров. Не очень высокого роста, довольно полный, с глазами навыкате и черной округлой бородой, Пуаре напоминал какого-то восточного пашу.

Он погрузился в размышления и вышел из них с идеей, которая мне не очень подходила: длинное узкое платье из тяжелого золотого драпа, я с трудом могла в нем двигаться. На примерке я поделилась с кутюрье своими мыслями: платье-чехол из черного бархата с тонкими нитями из бриллиантов, скрепленное на плечах большими сверкавшими бляхами, а под ним туника из легкой золотой ткани. Головной убор — большой золотой шлем в египетском стиле с надетой на него сеткой с бриллиантами. Мое предложение Пуаре очень понравилось, и он сказал: «Я так доволен, что мы с вами сотрудничаем!» Накануне репетиций костюм был готов. Очень любезно Пуаре отменил свой первоначальный вариант и сшил мне тот костюм, который я описала.

Я появлялась на сцене в окружении кордебалета из юных учениц школы Оперы, одетых в египетские костюмы, маленькие балерины подносили мне головной убор, золотистую тунику, потом исчезали, и я начинала танцевать в своем черном бархатном платье с бриллиантами. Олоферн и его военачальники сидели вокруг на подушках. Дорвиль показал себя тут прекрасным товарищем и коллегой. Он был непревзойденным комиком, и ему было легко переключить внимание публики на себя, достаточно одной гримасы, чтобы вызвать смех. Но он полностью замирал: ни одного смешного жеста и позы, пока я танцевала… Это было так деликатно и любезно, меня это так тронуло, что я подарила огромную красивую куклу его дочери на Рождество.

Об авторах «Юдифи» я сохранила самые хорошие воспоминания: Гину, тонкий обозреватель и изящный поэт; его коллега, Андре Бард, человек истинно парижского таланта; Кювилье, симпатичный темноволосый юноша, очень одаренный и остроумный, — все трое были очаровательными людьми.

* * *