Балет моей жизни

Мы с Брио уехали в По. Луис хорошо знал этот город и подумал, что мне там понравится, кроме того, он сможет чаще меня навещать: «Ты с легкостью снимешь что-нибудь. Не думаю, что там много народу…» Но мы попали в ужасную ситуацию: тщетно искали хоть какое-нибудь жилье по всему городу, добрались даже до Жюрансона. Ничего! После целого дня походов туда и сюда я попыталась обратиться в агентство по недвижимости:

— Умоляю вас, найдите нам что-нибудь!

— Вам повезло, — ответил агент. — Я как раз получил письмо от клиента, который отказался от жилья.

— Ох, месье, будьте добры, покажите мне это жилье немедленно!

Это была меблированная квартира на бульваре Pyrenees, с террасой, откуда открывался прекрасный вид на горы. Дом назывался Belle Vue и вполне соответствовал названию[233]

. В квартире, очень комфортабельной, было много комнат, гораздо больше, чем нам было нужно. Я позвала горничную, и мы стали устраиваться, предполагая, что остаться придется надолго.

Вскоре я получила письмо от подруг из Парижа, совсем потерявших голову: «Происходят ужасные вещи! Двадцать минут назад мы слышали кошмарный взрыв. Со всех сторон падают какие-то непонятные снаряды, неизвестно откуда, но во всех кварталах! Люди гибнут посреди улицы белым днем! Думают, что это атака истребителей-невидимок». Вскоре все узнали, что это были «Берты». Произошла ужасная катастрофа в Сен-Жерве, когда люди собрались в церкви на Великую пятницу. Я послала телеграмму подругам: «Немедленно приезжайте». И мы вчетвером образовали небольшой фаланстер. Мы с этими двумя молодыми женщинами прекрасно ладили. Они были музыкантши: одна из них, Сесиль Гресс, — виртуозная пианистка; другая, Поль Гранпьер, — замечательная виолончелистка. Я познакомилась с Сесиль Гресс самым простым образом. Однажды я пошла к Дюран, на площади Madeleine, с просьбой, чтобы мне нашли пианистку, которая бы играла со мною в четыре руки. Мне дали адрес Сесиль, и мы очень подружились. Поль Гранпьер, бывшая студентка консерватории, играла в концертах и преподавала. К тому же она обладала прекрасным голосом и с большим успехом выступала как певица в Trianon Lyrique. Я ставила ей мимику и обучала сценическому движению, знала ее отца, мастера по люстрам, который занимался освещением для моей квартиры на улице Téhéran. У нее была сестра, арфистка, Жизель, работавшая в консерватории, в классе Марселя Турнье

[234] и Хассельманса[235]. Я попросила Жизель Гранпьер давать мне уроки игры на арфе, потому что обожала этот инструмент. У меня довольно легко получилось, и я стала с удовольствием играть, но эти музыкальные радости вкушали лишь мы с Брио. На большее я, как арфистка, никогда не претендовала.

Луис, который все так же занимался поиском пропавших, приезжал при любой возможности. Он пришел в восторг от Belle Vue, жалея, что не может там оставаться столько, сколько хочет.

Но и я не сидела без дела. Как жить без работы? Я танцевала на многочисленных благотворительных концертах, утренних и вечерних, не только в По, но и в друхих городах. С того времени, как в войну вступили американцы, отделения Красного Креста распространились по всему региону, и там устраивались гала-выступления для раненых и беженцев. Именно такой концерт я дала 8 августа 1918 года в Casino

в городе Бон.

Клео де Мерод

По этому случаю газета Fantasio напечатала маленькую статью, в которой у меня вызвало недовольство употребление словосочетаний «все еще» и «как и раньше», неприятных любому действующему артисту, поскольку создавалось впечатление, что о вас стали забывать… «Мадемуазель Клео де Мерод сейчас в По. Она, как и раньше, красива, прогуливается в нарядах темных цветов по улице Пирене; на ее лице нет ни следа румян или помады; она держится скромно и отстраненно, но не окутывает себя покровом загадочности, она остается такой, какова есть, то есть выше всяких похвал! Она все еще носит прическу на прямой пробор, закрывающую уши, глаза ее все так же излучают нежный свет. Она, безусловно, является прекрасным примером для всех молодых актрис, которые при любом случае выставляют себя напоказ. Мужчины приветствуют ее просто, словно она их старая знакомая, которая, впрочем, держится лучше некоторых дам из высшего общества, а женщины не удивляются, когда она садится рядом с ними на концертах классической музыки или на воскресной мессе в одиннадцать часов. Все люди моего поколения, смотрящие на Клео, кому сейчас столько же лет, сколько и нам, говорят себе, что еще удивительно молоды!»