Балет моей жизни

Ритм моей истории все ускорялся: ангажементы и путешествия безостановочно сменяли друг друга, вечное «турне по Европе», в котором долгие годы зрители из разных стран и разных социальных классов пели в унисон «Gloria in excelsis Cleo!

», как сказал один критик, мастер игры слов[190]

. Это давало мне уникальную возможность постоянно быть занятой своим искусством, в чем и состояла моя жизнь, и путешествиями в уже знакомые города, где я с радостью оказывалась вновь, и в новые непознанные места. Горе мое не угасало, но я постоянно отвлекалась на новые впечатления и планы на будущее. Если бы не работа, боль захватила бы все мое существо, и я бы впала в жесточайшую депрессию. А так у меня просто не было времени думать о своей жизни, и это было лучше.

В начале 1905 года я была в Монте-Карло, Риме, Генуе, а еще в Пизе, Флоренции, Болонье, Дрездене, Гамбурге, Бреслау. И везде успех! А сколько невыразимых чувств дарили мне поездки в итальянские города, где я до этого не была! Но играть в гида я не хочу.

Лето я встретила в театре Apollo

в Вене. На этот раз посещение Вены подарило мне великое событие моей жизни — знакомство с отцом. Он написал мне через два месяца после смерти матери. Это было первое письмо от него. Адрес был написан немного странно и звучал так: «Мадемуазель Клео де Мерод, артистке Оперы, Париж». Он даже не знал, что я живу на улице Капуцинок. Я догадалась, что за долгие годы его переписка с матерью прекратилась. Письмо меня очень взволновало, но это было скорее смущение, недоумение и неловкость, чем родственные чувства. Могла ли я любить человека, которого совершенно не знала и который никогда мною не интересовался? Но все же это был мой отец, и его письмо очень растревожило меня. Он писал, что узнал о моем горе из газет и очень сожалеет. Он желал, чтобы я знала, что могу рассчитывать на его привязанность и поддержку, надеялся на скорое знакомство и просил уведомить, когда я приеду на гастроли в Вену.

Конечно, теперь ему было легко! После того как мать положила жизнь на мое воспитание, образование и подготовку будущего, он, не позаботившийся ни о чем, теперь хотел восседать в театральном кресле и горделиво аплодировать успеху своей дочери! Что ответить на такое письмо, особенно в том состоянии духа, в котором я пребывала тогда? Я не знаю, сколько написала черновиков ответа, рвала их один за другим. Наконец, я решила написать очень коротко, сухо, леденяще холодно, чтобы не оставлять никаких иллюзий насчет моих чувств. Уже в самом конце, чтобы добавить хоть немного теплоты, я написала, что была бы счастлива получать от него иногда какие-то весточки.

Отец совершенно не был обескуражен моей холодностью и продолжал писать письма, полные нежности. В 1900 году он послал ко мне своего друга, М. Г., художника, которого австрийское правительство отправило в Париж с неким заданием: он должен был провести там какое-то время на Всемирной выставке. Я приняла его у себя дома и дала билет в Азиатский театр. Он был очарован спектаклем и, возвратившись в Вену, так восторженно обо мне отзывался, что отец написал: «Г. рассказал мне столько хорошего о тебе, что мне очень любопытно убедиться самому, что он не преувеличивает. Я бы хотел знать, не слишком ли льстят тебе фотографии, как это часто бывает. Мои планы посетить Париж провалились, но, когда ты приедешь в Вену, я очень надеюсь иметь счастье тебя увидеть».