Балет моей жизни

Но вернемся к 1905 году. Я вернулась в Мадрид, чтобы дать пятнадцать представлений, обещанных театру Zarzuela. Они прошли, к величайшему удовольствию господина Санчеса, превосходно. Однажды я прогуливалась с Луисом и увидела, как из Королевского дворца выходят Альфонсо XIII и его мать, королева Мария Кристина. Они узнали меня и улыбнулись в знак приветствия. Из группы их приближенных отошел высокий человек и подошел ко мне поздороваться. Это был принц Рупрехт Баварский. Я познакомилась с ним в Мюнхене, он много раз бывал на моих выступлениях, и мы были в приятельских отношениях, поскольку он был окулистом и лечил моего дядю Фердинанда.

Луис совсем уже не отходил от меня в конце моего испанского путешествия, и путь назад мы тоже проделали вместе. Он умолял меня не соглашаться ни на какие предложения летом, потому то мечтал провести его наедине со мною, но я уже подписала договор, по которому отправлялась в конце августа в Москву.

У нас оставалось почти два свободных месяца, и Луис превратил их в сказку. Он арендовал замок Сарлабо недалеко от Див-сюр-Мер, его лучшим украшением была самая романтичная медовая луна, освещавшая стены замка над морем, окруженного прекрасным парком, где росли невиданной величины старые деревья, благоухали прекрасные цветочные клумбы, а прелестные беседки укрывали в своей тени двух влюбленных…

В Сарлабо работал очень деликатный персонал: у меня — семья слуг, которыми управляла Брио; у Луиса — его личный шофер и камердинер Рауль, юноша необыкновенно преданный и привязанный к своему хозяину.

Брио отреагировала на зарождении нашей страсти с некоторым удивлением. Она, всегда придерживавшаяся широких взглядов, оказалась изумленной и немного шокированной, словно произошло крушение идола, которому она поклонялась… Бедняжка Брио! Она, верно, считала меня слишком одухотворенной? Подруга ничего не говорила, но однажды в Мадриде, когда Луис вышел из моей гримерной, обняв на прощание, она посмотрела на меня с таким выражением, что я прямо сказала ей, глядя в глаза: «Ну, что ж, да, Брио, я люблю его, и это счастье! Вы считаете, что я совершаю ошибку?» Я сказала это так вдохновенно, что ее нахмуренное лицо осветилось доброй улыбкой: «Нет, дорогое дитя, вы правы! И пусть это счастье длится как можно дольше!»

В Сарлабо мы вели царскую жизнь! В машине Луиса мы ездили на долгие прогулки по побережью. Дивное лето, наполненное зноем и светом… Вечером, после обеда, мы пропадали в парке. Луис вел меня к усыпанному песком выходу из ротонды, усаживал на скамейку, и мы любовались, как море переливалось в лунном свете. Он вставал на колено и принимался воздавать мне хвалы, словно богине. Чего только он не говорил мне этими светлыми вечерами! Красноречивый, словно переполненный чувствами Сирано, Луис рассказывал о своей страсти, поэтические выражения лились потоком, убаюкивая и унося далеко, далеко… Часы бежали незаметно. Мы возвращались в замок очень поздно, и Брио говорила мне: «Я уже начала волноваться. Что же такого он мог вам рассказывать столько времени?»

* * *

Месяц я танцевала «Танагру» в саду Эрмитаж в Москве вместе с Полем Франком и Эдуардом Мате за дирижерским пультом. Москва была полна сюрпризов. Она была не похожа ни на что, до сих пор виденное мною, этот город напоминал таинственную восточную легенду: на соборах в солнечных лучах сверкали гроздья золотых или раскрашенных во все цвета радуги куполов, похожих на луковицы… Внутри эти храмы были украшены наивными образами и статуями, богатой позолотой и красными светильниками — и все это вместе выглядело невероятно торжественно.

В Париже меня ждала неожиданность — письмо от Альберта Карре[201]

с предложением выступить в Opéra Comique, в балете Франсиса Томе «Эндимион и Феба»[202]. Еще я узнала, что мой дом сносят из-за строительства банка на этом месте. Последняя новость меня особенно не взволновала. Уже нужно было, после всех перипетий, найти себе другое жилье. Куда бы податься? Подумав, я вспомнила про улицу Messine

, по которой я когда-то ходила в школу на улицу Monceau, мне там нравился двойной ряд деревьев. Я походила по обеим сторонам улицы, ничего не нашла и, поднимаясь все выше в гору, вышла на улицу Tehran, где мне на глаза попался строившийся дом, еще не жилой — не было еще даже лестничной клетки, но его расположение мне очень понравилось. Поблизости были только работавшие там каменщики: «К кому мне обратиться, чтобы узнать об аренде?» Меня послали к архитектору, носившему вергилиевское имя Бокаж[203], который без всяких затруднений сдал мне весь пятый этаж нового дома… по очень средней цене, за какую сейчас можно месяц жить в гостиничном номере. О, счастливые времена!