Читаем Балкон на Кутузовском полностью

«Здравствуй, мама!

Живем мы сейчас в Переделкино в Доме творчества. Пишу поэму. Наверное, будет интересной, если получится так, как я хочу.

В Польшу съездили очень хорошо. Кормили как на убой. Я даже думал, что по приезде в Москву месяца два не смогу даже смотреть на мясо. Однако вышло не так. Ем его за милую душу. Жизнь в Польше в 2–2,5 раза дороже нашей. Хотя рубль официально равен злотому, но фактически злотый приравнивается к 30–40 копейкам. Выдали нам по 325 злотых. Этого хватало на сигареты и театры. Но я договорился в Москве с Ворошильским, и его родственники выдали мне в Варшаве тысячу злотых. А это уже деньги. Интересно, что в магазинах, хоть и дорого, но есть все. Все в буквальном смысле слова. Особенно в Кракове, где целые улицы заполнены частными лавочками. Краков, вообще, славится тем, что там 96 костелов и тьма-тьмущая спекулянтов. Ко мне, например, на другое же утро после приезда подошел один тип и доверительным шепотом спросил (мы целой толпой – 36 человек – осматривали город): „Пан имеет что-нибудь продать?“ На мой отрицательный ответ тип окинул меня таким недоумевающим взглядом, как будто хотел сказать: „Так за каким чертом пан приехал в Краков?“

Нас узнавали сразу. Узнавали по черным пальто. Время было холодное, но в Польше, в городах, стараются носить светлые зимние вещи. Узнавали и по широким брюкам, и по меховым шапкам-ушанкам. Разглядывали, как слонов, смеялись. В общем-то, и мне было стыдно, особенно за женщин, которые, не сговариваясь, приходили в почти одинаковых крепдешиновых платьях с коротким рукавом, которые зимой не носят. Уж не знаю, где они их купили. Даже расцветка похожая. Но других, наверное, нет, что тут поделаешь. Их появление всегда вызывало бурю восторга, но женщины воспринимали это как должное.

В Варшаве перед самым отъездом меня попросили выступить перед молодыми писателями города. Встреча была в редакции центральной комсомольской газеты. Три часа я отвечал на сотни самых разных вопросов. Основные вопросы о нашей литературной жизни. Очень понравились польские хлопцы! Настоящие ребята! В Москву мне прислали газету с моим портретом и отчетом о встрече.

В общем, съездил не зря. В июне предстоит еще одна поездка – на Северный полюс. Это от Главсевморпути. На полтора месяца. Союз писателей рекомендовал трех человек – двух прозаиков и поэта. Отбор был серьезный, так как содержание одного человека встанет в копеечку – около ста тысяч рублей. Еще не знаю точно, но есть два маршрута:

1. Проехать по нашим северным станциям („Сп-4“, „Сп-5“, „Сп-6“).

2. Проехать северным морским путем Архангельск – Владивосток.

И то, и другое очень интересно, и я решил, что пока есть силы и возможности, надо ездить и как можно больше смотреть.

Напишу, как только все узнаю. Вот вроде и все новости. Привет тебе от Алены, Кати, Лидии Яковлевны и Полины Исаевны.

Крепко тебя целую,

Роберт.

Р. S. Приезжай».
Перейти на страницу:

Все книги серии Биографическая проза Екатерины Рождественской

Двор на Поварской
Двор на Поварской

Екатерина Рождественская – писатель, фотохудожник, дочь известного поэта Роберта Рождественского. Эта книга об одном московском адресе – ул. Воровского, 52. Туда, в подвал рядом с ЦДЛ, Центральным домом литераторов, где располагалась сырая и темная коммунальная квартира при Клубе писателей, приехала моя прабабушка с детьми в 20-х годах прошлого века, там родилась мама, там родилась я. В этом круглом дворе за коваными воротами бывшей усадьбы Соллогубов шла особая жизнь по своим правилам и обитали странные и удивительные люди. Там были свидания и похороны, пьянки и войны, рождения и безумства. Там молодые пока еще пятидесятники – поэтами-шестидесятниками они станут позже – устраивали чтения стихов под угрюмым взглядом бронзового Толстого. Это двор моего детства, мой первый адрес.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары / Документальное
Балкон на Кутузовском
Балкон на Кутузовском

Адрес – это маленькая жизнь. Ограниченная не только географией и временем, но и любимыми вещами, видом из окна во двор, милыми домашними запахами и звуками, присущими только этому месту, но главное, родными, этот дом наполняющими.Перед вами новый роман про мой следующий адрес – Кутузовский, 17 и про памятное для многих время – шестидесятые годы. Он про детство, про бабушек, Полю и Лиду, про родителей, которые всегда в отъезде и про нелюбимую школу. Когда родителей нет, я сплю в папкином кабинете, мне там всё нравится – и портрет Хемингуэя на стене, и модная мебель, и полосатые паласы и полки с книгами. Когда они, наконец, приезжают, у них всегда гости, которых я не люблю – они пьют портвейн, съедают всё, что наготовили бабушки, постоянно курят, спорят и читают стихи. Скучно…Это попытка погружения в шестидесятые, в ту милую реальность, когда все было проще, человечнее, добрее и понятнее.

Екатерина Робертовна Рождественская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Шуры-муры на Калининском
Шуры-муры на Калининском

Когда выяснилось, что бабушка Лида снова влюбилась, на этот раз в молодого и талантливого фотокорреспондента «Известий» — ни родные, ни ее подруги даже не удивились. Не в первый раз! А уж о том, что Лидкины чувства окажутся взаимными, и говорить нечего, когда это у неё было иначе? С этого события, последствия которого никто не мог предсказать, и начинается новая книга Екатерины Рождественской, в которой причудливо переплелись амурные страсти и Каннский фестиваль, советский дефицит и еврейский вопрос, разбитные спекулянтки и страшное преступление. А ещё в героях книги без труда узнаются звезды советской эстрады того времени — Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха и многие другие. И конечно же красавица-Москва, в самом конце 1960-х годов получившая новое украшение — Калининский проспект.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне