Балкон на Кутузовском

«Сразу понятно, одинокий, – раздумывала Лидка, попивая жидкий кофе, – или вдовец: готовить не умеет, берет себе всякие вареные овощи, крутые яйца – на оливье, скорее всего, котлеты на жарку, и на десерт обязательно три пирожных „картошка“ с зазывными белыми глазками из крема и два пухлых припорошенных пудрой „наполеона“. Господин, по-барски снисходительно склонив голову набок, улыбался продавщице и так же сладко смотрел на нее, как и на эклеры-„наполеоны“, потом шел и так же липко вперивался в кассиршу, которая в это время неистово нажимала на кнопочки и рычажки кассового аппарата, и возвращался с чеком, чтобы забрать объемный бумажный сверток и коробку с пирожными. „Сколько же он ест, – думала Лида, – хотя вполне фигуристый, сохранный; надо же, повезло как, хорошая эвакуация, видно…“»

Однажды они столкнулись с Лидкой прямо в дверях, вернее, в маленьком предбанничке при входе в кулинарию. Лида, увидев его, от неожиданности вспыхнула, но тотчас побледнела, заметив кое-что неожиданное – этот мужчина в бархатном пиджаке богатого бордового цвета крепко и неотвратимо держал за зад полноватого паренька, совсем молоденького, белесенького, с поднятыми радостными бровками и детской еще улыбкой. Лидка поймала этот сорочий взгляд старшего, ну знаете, когда птичка смотрит на блестящее и теряет связь с реальностью – она уже не здесь, а вся в мечтах, как она эти блестки утащит к себе в гнездышко и что она там с ними сотворит. Глаза у мужика как-то мигом повлажнели, потемнели, покрылись похотливой поволокой, но все это произошло быстро, за доли секунды – он походя взыграл, захотел приласкать, а тут свидетель, надо же, неувязочка, как некстати. Бархатный с белесеньким стушевались, даже чуть присели от неожиданности, а барин сделал вид, что что-то ненароком обронил, они оба нагнулись еще ниже, вроде как подняли с пола какой-то чек или обрывок, вихрем метнулись в зал, а Лидка, как ошпаренная, выскочила наружу в смятении, словно именно ее застали за чем-то постыдным.

– Мама, какой кошмар, они обжимались на людях! – ахала она дома матери. – Идти в магазин, чтобы жамкать друг друга за жопу, это верх распущенности! А я его раньше жалела, думала, какой милый одинокий мужчина, а он вон оно что! Неслыханно! За это ж статья светит! А если б кто другой увидел, а не я? Сразу же милицию б вызвали! Как так можно! – Лидка всплескивала руками и трепетала ресницами.

– Азохен вэй, эти твои сентенции и эмоции гроша ломаного не стоят! – увещевала ее Поля. – Что тут тебя так удивило? А то твои балеруны, которые к тебе с утра до ночи ходят – обычные мужики, что ли? Севка! Камилка! А Жорка? Ты, мать моя, будто не знала, что у них у всех левая нарезка! Тоже мне, всполошилась! Даже я за эти годы давно привыкла, хотя поначалу должна была на них иметь толстые железные нервы, как говорила моя бабушка!

– Мам, ну что за жаргон – левая нарезка… И потом, они ж родные и никогда ни намека ни на что, даже взгляда себе не позволяют! А то, чем они занимаются ночью, меня совершенно не волнует! Они просто прекрасные люди.

– Я говорю как есть, и не поправляй меня! Объясняю для непонятливых. Есть правильная нарезка у шурупа, а есть левая! У меня не зря муж мебельщиком был, я во всех этих тонкостях очень хорошо разбираюсь! И во времена моей молодости такой неслыханной распущенности не было, согласна! Подобные интимы держались всегда в строжайшей тайне! И если кто-то, не дай бог, узнавал об этих игрищах, то все, пиши пропало – разрушенная репутация и грех уже ничем не смыть… У нас в Астрахани один доктор так всю клиентуру мгновенно порастерял и работы лишился, я тебе разве не рассказывала? Стал лапать семнадцатилетнего мальчишку во время осмотра, тот сначала промолчал, но дома родителям рассказал, не постеснялся, молодец. Так знаешь, что родители придумали? Нет, бить врача не стали, все решили странным, но очень действенным способом, без мордобоя, – попеременно мать, отец и старшая сестра сидели у доктора в приемной и сообщали каждому приходящему клиенту, что доктор Копейкин имеет склонность к содомии… А потом дали объявление в «Астраханском вестнике», которое появлялось в течение трех месяцев без перерыва:

«Вниманию господ клиентов доктора Гаврилы Копейкина! Доводим до Вашего сведения, что доктор Копейкин. Г.А., имея склонность к содомии, ведет себя вызывающе во время врачебного осмотра. Советуем выбрать другого, более достойного врача. Пострадавшая сторона».

Прямо перед глазами это объявление стоит! Так чуднî́ это тогда звучало! Весь город гудел! Весь город! Ему шикали в общественных местах, его презирали, а уж про врачебную практику я и не говорю. Он вскорости все бросил и съехал чуть ли не в Нижний. А набили бы морду, и что? Синяки бы прошли, а неприличности продолжилось бы.

– Нда, неожиданно, но умно, – сказала Лидка.