Читаем Балкон на Кутузовском полностью

– Ну все, мать моя, готово! А ты помнишь, какая вечно шла война по поводу моей фаршированной рыбы с Соней из третьего подъезда на Поварской? Она, видите ли, мне доказывала, что в настоящую астраханскую фаршированную щуку не надо класть чеснок! Ха! Куш ин тохас! И что надо фаршировать кусками! Кромсать! Как такое возможно? Кусками! Это явно говорит о ее полной профнепригодности! Лидка, ты помнишь, при тебе ж чуть до драки не дошло! И в результате у нее получалась не настоящая гефилте фиш, а обычные деревенские рыбные котлеты! Только она в этом не признавалась! И смех, и грех! А еще, что надо варить в луковой шелухе, тогда как приличная хозяйка станет варить со свеклой! Вооот, а взгляни на мою красавицу! Картина! Есть жалко! Теперь мы ее на холод! Место в холодильнике разгребла? Думаю, быстро застынет, я вязигу добавила, чтоб для уверенности.


За день до события, на самом его, так сказать, кануне, хозяйки сделали всю простую техническую работу – тщательно вымыли и почистили овощи и фрукты, необходимые для кромсания и просто на стол, отварили рис и яйца для холодных закусок и салатов, нежно сняли шкурку с селедки и вытащили из рыбки кости, даже самые мелкие (селедка специально вылеживалась ночь в молоке, потому что была, как всегда, слишком солона и немного ржава и на приведение ее в божеский вид тоже надобилось время). Совсем к ночи Поля стала вымешивать майонез, она всегда готовила свой, домашний, а магазинный считала отравой. К вечеру, наконец, до нужной кондиции сварились свекла и другие овощи для селедки под шубой и оливье, а натирать их стали уже на следующий, юбилейный день. Ну а тут явился гусь – с ним-то, неощипанным и непотрошенным, возни ожидалось выше крыши. Да и потом, после всех этих измывательств, его еще надо было выставить на ночь на холод, обмазанного сметанкой с горчичкой, перцем с солью и насмерть давленным чесночком, чтоб тоже проникся и весь насквозь пропитался.


Все в этих приготовлениях к большим нашествиям гостей имело свои негласные правила. Кем такой порядок был заведен и когда, неизвестно, но именно так, наверное, готовилась к семейным праздникам и Полина бабушка, и ее бабушка, и ее, и ее, и ее… Женский уклад, особая эта кухонная процедура, отточенная за столетия до мелочей, влилась в кровь семьи и уже не требовала особых усилий, ритуал шел как бы сам собой, не спеша, без нервов, споров и лишних разговоров. Только под Полин монолог. Поля не умела готовить молча. Особенно на свой юбилей. Она, сидя за столом на любимом законном месте и спустив очки на самый кончик носа, готовила фаршированную шейку – стягивала с курицы кожу целиком, стараясь не поранить, чтобы потом ее нафаршировать. Но почему это называлось «шейкой», когда в ход шла вся куриная кожа целиком, никто объяснить не мог. Дело это наиважнейшее Поля никому и никогда не доверяла, считала, что куриную анатомию знает во всем мире только она сама, а девки или дырок в шкуре наделают, или жопку второпях оторвут, или крылышко сломят, а такое уже вытерпеть невозможно, все блюдо тогда насмарку. А надо аккуратненько подлезть к курочке под кожу, словно в поисках чего-то важного и хрупкого, отодвинуть кожицу от тушки и стянуть ее, как перчатку, медленно, но твердой и верной рукой.

Лида сидела рядом, резала лук и рыдала, а младшая, Ида, раскладывала по блюдам то, что приготовила у себя дома для юбилейного стола, и рыдала тоже. Замужем она была за строителем, ударником коммунистического труда, и пайки семья получала знатные, тем более что родили еще ко всему прочему четырех детей, на которых тоже приходились приличные продуктовые заказы. Она часто приезжала с Кудринской, мать обожала и страдала, что не ей досталось жить рядом, и часто приглашала ее хоть немного погостить к себе, хотя муж у нее был непростой, довольно самодурственный и требующий постоянного присмотра.

Поля одним глазом следила за куриной тушкой, другим с любопытством поглядывала на то, что Ида разгружала на стол из объемных хозяйственных сумок – балычок, запеченную домашнюю буженину, копченую колбасу с мелким жирком, прелесть, а не колбасу, три баночки майонеза – «Говорила ведь, что сама майонез сделаю, – подумала Поля, – ничего не слышит, один ветер в голове!» – две жареные курочки, правильные, не суповые, а с хрустящей корочкой, как положено, и две бутылки утаенного от мужа армянского пятизвездочного «Арарата». Поля одобрительно кивнула, не то младшей, не то себе, не отвлекаясь от своей курицы. Руки ее работали автономно. Рот же был занят серьезным разговором с дочерьми.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографическая проза Екатерины Рождественской

Двор на Поварской
Двор на Поварской

Екатерина Рождественская – писатель, фотохудожник, дочь известного поэта Роберта Рождественского. Эта книга об одном московском адресе – ул. Воровского, 52. Туда, в подвал рядом с ЦДЛ, Центральным домом литераторов, где располагалась сырая и темная коммунальная квартира при Клубе писателей, приехала моя прабабушка с детьми в 20-х годах прошлого века, там родилась мама, там родилась я. В этом круглом дворе за коваными воротами бывшей усадьбы Соллогубов шла особая жизнь по своим правилам и обитали странные и удивительные люди. Там были свидания и похороны, пьянки и войны, рождения и безумства. Там молодые пока еще пятидесятники – поэтами-шестидесятниками они станут позже – устраивали чтения стихов под угрюмым взглядом бронзового Толстого. Это двор моего детства, мой первый адрес.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары / Документальное
Балкон на Кутузовском
Балкон на Кутузовском

Адрес – это маленькая жизнь. Ограниченная не только географией и временем, но и любимыми вещами, видом из окна во двор, милыми домашними запахами и звуками, присущими только этому месту, но главное, родными, этот дом наполняющими.Перед вами новый роман про мой следующий адрес – Кутузовский, 17 и про памятное для многих время – шестидесятые годы. Он про детство, про бабушек, Полю и Лиду, про родителей, которые всегда в отъезде и про нелюбимую школу. Когда родителей нет, я сплю в папкином кабинете, мне там всё нравится – и портрет Хемингуэя на стене, и модная мебель, и полосатые паласы и полки с книгами. Когда они, наконец, приезжают, у них всегда гости, которых я не люблю – они пьют портвейн, съедают всё, что наготовили бабушки, постоянно курят, спорят и читают стихи. Скучно…Это попытка погружения в шестидесятые, в ту милую реальность, когда все было проще, человечнее, добрее и понятнее.

Екатерина Робертовна Рождественская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Шуры-муры на Калининском
Шуры-муры на Калининском

Когда выяснилось, что бабушка Лида снова влюбилась, на этот раз в молодого и талантливого фотокорреспондента «Известий» — ни родные, ни ее подруги даже не удивились. Не в первый раз! А уж о том, что Лидкины чувства окажутся взаимными, и говорить нечего, когда это у неё было иначе? С этого события, последствия которого никто не мог предсказать, и начинается новая книга Екатерины Рождественской, в которой причудливо переплелись амурные страсти и Каннский фестиваль, советский дефицит и еврейский вопрос, разбитные спекулянтки и страшное преступление. А ещё в героях книги без труда узнаются звезды советской эстрады того времени — Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха и многие другие. И конечно же красавица-Москва, в самом конце 1960-х годов получившая новое украшение — Калининский проспект.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне