Балкон на Кутузовском

– Никак не мог проминовать это выдающееся событие, Полина Исаевна! – И вручил, помимо букета, два аккуратных ящичка для цветов на балкон, а главное – крепкое новенькое кресло с подлокотниками, обитое темно-зеленым плюшем.

– Ох ты ж, мать моя! Вот угодил так угодил! Это ж я как девочка буду вскакивать! А то дома-то у нас все по последней моде, из фанерок да дощечек – тахта колченогая, страшно лечь – рухнет еще, угробит раньше времени, а кресла такие глубокие, что жопой по полу чиркаешь! Однажды села – с тех пор зареклась, меня всей семьей из кресла вытаскивали! Сижу вот на своей старинной табуретке, но вставать с нее стало трудновато… Угодил, Федор Степаныч, вот угодил! Ну и за ящики отдельное спасибо! На балкончике красоту наконец наведу, бархотки или петунию посажу, что достану. И совсем другой вид будет! Засяду, как председатель, буду не только вдаль смотреть, но и вблизи красоту чувствовать!

Из соседей только Ева с Милкой пришли, тоже с подарками, все как положено. Других не звали, уж тогда надо было целый дом за стол усаживать. Ева приперла в двух руках полное собрание сочинений Салтыкова-Щедрина в десяти томах, которое только что получила по талону за сданную макулатуру. Но сначала, конечно, узнала, что Салтыкова в огромной библиотеке Киреевских нет, сплошные поэты в основном, классики и современные – Межиров, Наровчатов, Твардовский и много зарубежной прозы, даже Хемингуэй с Джеком Лондоном, а нашего классика, знаменитого русского сатирика Салтыкова-Щедрина нет! Вот и встала заранее на очередь. А чем еще можно было развлечь и ублажить Полю? Только хорошими книгами! Ну а Милка была в своем репертуаре, духовное ее интересовало куда меньше плотского, а плоть должна благоухать, вот и был преподнесен малахитовый футляр с духами «Каменный цветок». «Цветок» был уже занюхан, запылен и попользован, но главное ведь внимание, правда?

С Плющихи прикатили Марта с Кешей, притащили бочонок соленых огурцов для стола, моченые яблоки с помидорами и зачем-то связку жирненькой воблы, которую прислали, как сказали, из самой Астрахани. А еще шерстяной плед, перевязанный, как новорожденный, голубой атласной лентой. Ну вот архитектор Ревзин еще приехал, Поля особенно выделяла его среди друзей Аллы и Роберта, явился, привез в подарок три керамические тарелки, собственноручно вылепленные, яркие, с большим вкусом сделанные. Трени-Брени пришли, все трое пропитанные чем-то одинаково сладким и душным, словно вышедшие из одного шкафа, где просидели всю зиму, отгоняя своим нафталиновым запахом моль и всякую нечисть. К старости они стали почему-то друг на друга чем-то похожи – Камилка, Сева и Жорж. То ли повадками, то ли приклеенными улыбками, то ли какими-то вчерашними потертыми лицами.

– Как жизнь молодая, Севочка? – спросила Поля, провожая их к накрытому столу, за которым уже рассаживались, двигая стульями, гости.

– Молодая жизнь, Полина Исаевна, это у вас пока, а мы живем тихонько, по-стариковски. Тошнит, а плыть надо, барахтаемся помаленьку.

– Ты что это, мать моя, совсем с мозгами поссорился? По-стариковски он! В твоем-то юном возрасте! Ишь! Ты мне это рассказываешь на полном серьезе? Это твое такое отношение к жизни? Нет, ты мне просто перестаешь нравиться! – запыхтела Поля и с силой ткнула его локтем в бок, словно приводя в сознание. – Прекращай гундеть! Садись и начинай есть! И радуйся! Я не каждый день тебя фаршированной рыбой угощаю!

Сева перехватил Полину ручку и галантно ее поцеловал, привстав. Он вынул из кармана сверток, где лежала иностранная колода игральных карт, блестящая, яркая, необычная, и на каждой карте были изображены вполне одетые, но игривые и улыбающиеся девушки. Все знали, что Поля обожает карточные игры, особенно фрап, а пасьянсы разложить – милое дело и прекрасный досуг.

– Полина Исаевна! Поздравляю от души! Будьте нам здоровой и счастливой! И пусть вам будет удача в игре! Вот, прислали из Америки, а я сразу про вас подумал! С картинками ведь играется веселее! И выигрывается! Это вам! И еще должен отметить, что вы сегодня прекрасно выглядите! – И он снова приложился к ручке.

– Ха! Это я себя еще неважно чувствую! – игриво и немного закатив глаза, произнесла Поля, предоставляя Севе возможность для дальнейших фантазий, и отошла, чтобы не мешать ему впечатляться не то тем, как она выглядит, не то фаршированной рыбой.

Гости дружно стучали вилками, склонившись над едой, все жевали и жевали, как гусеницы, дорвавшиеся наконец до свеженьких, только что распустившихся листочков. Раскрасневшаяся Лидка внесла дымящиеся и истекающие маслом лепешки, блюдо пошло по рукам и через минуту вернулось осиротевшим. И вот наконец раздался долгожданный звон вилки о бутылку – встала Марта, самая старая, грузная, несколько лет назад перешедшая этот внушительный восьмидесятилетний рубеж. Она пару секунд постояла, собираясь с мыслями и молча призывая собравшихся к порядку, а потом заговорила: