Пьяненький уже Камил резко встал, громко отодвинув стул. Он сильно отличался в пьяном виде от себя трезвого, словно это было два разных человека, которые и знакомы-то друг с другом не были. После трех-четырех рюмок спиртного интеллигентная оболочка с шелестом и поскрипыванием сбрасывалась, как змеиная кожа, обнажая примитивную и хамскую сущность варвара-завоевателя, эдакий собирательный образ дикого представителя всего татаро-монгольского ига, о котором читали в свое время в школьных учебниках. Но в питие водки главным для него было, во-первых, соблюсти зачем-то придуманный им ритуал, а во-вторых, быстро и беспробудно напиться. И пока он был еще в полусознании, то ритуал этот соблюдал свято. Он всегда торжественно вставал, словно выходя на сцену, отодвигал со скрежетом стул, высоко над головой поднимал до краев наполненную рюмку и начинал с терапевтического: «Друзья! Давайте-ка по 15 капель на больное сердце!» Вливал водку в себя стремительно, словно боялся замочить ею язык и зубы, а норовя попасть в самое нутро, прямо на больное сердце. Потом делал страшную и нарочито зверскую морду, активно скривившись и сильно зажмурившись. Он проглатывал горючее одним махом, резко выдыхал с характерным звуком «хо» и занюхивал рукавом залоснившегося пиджака или закусывал соленым огурцом, если таковой находился. После первой рюмки он не садился, а сразу приступал ко второй. Обязательны для него были боевые слова-заклинания и слова, сопровождающие водку по организму: «Хорошо пошла! Между первой и второй перерывчик небольшой». Вспоминал также часто врачебные рецепты: «Между первой и второй доктор даже дышать запрещает», – и советы строителей: «Фундамент положили? Теперь будем этажи строить!» Но сегодня благодаря Полиному юбилею настроен Камилка был вполне романтично и выдал:
– Первая коло`м, вторая соколо`м, а все остальные мелкими пташечками…
Сева с Жоржем опасливо на него посмотрели, понимая, что может произойти. Но тот продолжил тост, закончив, наконец, свои пошлые и всем давно надоевшие поговорки:
– Всю жизнь я завидовал тем, у кого есть семья – родители, дети, родня. Я о своих предках и сказать ничего хорошего не могу – матери вообще не помню, а отец был самой настоящей чайкой – орал и срал где попало… Вот такую подлянку мне жизнь подложила.
– Камил, дружочек, ты о чем это сейчас? Вошло вино – вышла тайна. Я понимаю, что у тебя темперамент лезет изо всех щелей, ну ты ж на событии сейчас, на семейном празднике, а не просто мимо проходил. Каким-то ты тревожным становишься, как выпьешь. Неловко с тобой и суетно. Следи-ка давай за собой, тут приличные люди собрались, – сказала Марта с металлом в голосе, отложив вилку и даже отодвинув тарелку. Но поймать затуманенный взгляд Камила ей не удалось.
– Тостующий пьет, товарищи, остальные ждут алавердующего, – витиевато намекнул Камил, чтоб его не перебивали, и продолжил: – Это не дискуссия, а тост, уважаемая наша Марта. – Вопрос он все-таки услышал, но ответил куда-то в воображаемое небо и продолжил: – А я о том, хочу всем пояснить, что не дала мне судьба такого богатства, как мать, иначе был бы я, очень даже возможно, лучше и добрее. Но я нашел выход, признаюсь, я примазался к Киреевским много лет назад и с тех пор отогреваюсь у них от своей пресной и никчемной жизни. – И он с вызовом взглянул на Севу с Жорой. – А тетя Поля – тот самый луч света в моем подземелье! Правильно ты сказала, Марта! Ее лучше и не назовешь! Светите, тетя Поля, еще долгие годы нам всем на радость! Желаю вам здоровья и много прочих плезиров! За вас! – И он одним махом выпил полстакана прозрачной студеной жидкости и радостно икнул.
Тотчас вскочил Жорж и, как истинный джигит, но с некоторой долей лукавства, сказал:
– Сейчас я предложу тост, подкупающий своей новизной! За присутствующих здесь дам и девушек, кому не повезло! – и тоже в секунду впустил горячительное в свой организм, жадно ища взглядом, чем бы закусить.
– Не закусывай, чтобы не потолстеть, – слабым и чуть поехавшим голосом посоветовал Сева.
Лидка прыснула, приобняла всех троих:
– Мальчики, не ссорьтесь, сегодня праздник! Ну что вы опять? Сделайте перерыв, не лайтесь хоть сегодня! А ты, Камилка, сбавь темпы! Почему ты за собой не следишь?
Камил взглянул на нее мутными глазами, снова икнул и произнес, растягивая слова:
– Зачем следить? Я себя ни в чем не подозреваю… Вино, оно в утешение…
– Вот сказанет так сказанет! Ешь давай, а то ты как уже не с нами! – Лидка пододвинула к нему тарелку с картошкой, наколола вилкой ту, что покрупней, и сунула ему в руку. Сама между делом выпила рюмашку, скрылась на кухне и через несколько минут внесла красивого загорелого гуся с выпирающим из жопки большим распаренным антоновским яблоком.
– Мама, место освободи, чтоб блюдо поставить!
Поля привстала, засуетилась, запричитала: