Балкон на Кутузовском

– Полина, дорогая моя!! Роднее тебя не было у меня никого на этом свете! Пока не появился уже взрослый и седой сын. – Она любовно потрепала по волосам Иннокентия, который сидел рядом и глядел на мать – он не мог на нее насмотреться с тех пор, как нашел ее лет пять назад после долгой жизни в разлуке и неведении, есть ли у него мать вообще. – Ты, Поль, – роднее любой родственницы, роднее сестры. Вот вы только на нее посмотрите, – Марта картинно взмахнула рукой в сторону Поли, широко, во весь размах, ну прямо как Царевна-лягушка, из рукава которой должны были вывалиться косточки, ставшие лебедями, – в этом хрупком и нежном теле заключен мощнейший человек, и к нему безумно тянет! Ты, сестричка, успокаиваешь своей мудростью, причем она появилась у тебя не с годами, я тебя помню и тридцать, и сорок лет назад – к тебе все и всегда шли за советом! Ты для нас как светлячок! Свети нам, мать моя! Свети, не останавливайся! Я поняла, что главное в этой жизни – найти своих и успокоиться, так вот, объявляю, я давно уже совершенно спокойна, с тех самых пор, как увидела Полю. Я среди своих, мы среди своих! Поэтому пьем за Полю и за всю нашу большую семью! И чтоб нас морщило не больше, чем от этого!

Марта демонстративно выпила ледяное содержимое стопки, крякнула, громко выдохнула и осела на место, подхватив вилкой кусок шпротины. Гости согласно закивали, загудели, зашевелились, зазвенели рюмками и снова радостно застучали вилками.

Тостов было много, а Поля сидела взволнованная, слушая вполуха и поглядывая на тарелки – хватит ли еды, накормятся ли гости досыта. Но всего было в достатке, не зря так долго к приему готовились.

Трени-Брени как всегда перессорились – никак не могли договориться, кто из них первым будет поздравлять Полю. Они со временем превратились в подобие трехглавых сиамских близнецов – совершенно неспособные друг без друга существовать, но и вместе им тоже было уже совсем невмоготу. Сидели и тихо друг на друга шипели – хорошо, что слышала их лишь одна Лидка, которая нависла над ними сзади и напряженно следила одновременно за ними и за всем столом.

– Я сам скажу за всех, и все тут! Первый! Вы меня совсем скомкали и зашикали! Я уже не узнаю самого себя! – со свистом прошептал Сева, обращаясь почему-то к Камилке, словно испрашивая у него разрешения. – Ты когда последний раз здесь был? Я вчера! И бываю чаще всех! У меня право первого слова! А тебе главное побыстрей выпить!

– Я не пью, я дезинфицирую душевные раны! И зачем переходить на личности, гаденыш! – с писклявым надрывом зашипел Камилка.

– Да убери ты свой раздвоенный язык, вон, жало во рту уже не помещается! И остановись, а то как всегда твое тело выносить придется, позору не оберешься! – покачал головой Сева.

– Тоже мне, учитель Мао! Помолчи лучше! Эх, мал клоп, да вонюч, никакой радости от тебя уже не поимеешь, отработанный ты материал! – презрительно произнес Камил.

– Можно ведь сказать то же самое, но приличнее, тем более, дружок, что ты за праздничным столом! – попытался утихомирить родню Жорж, но у него это всегда своеобразно получалось, вовремя остановиться он не мог и всегда сомнительно заканчивал попытку перемирия. – Поэтому втяни когти! Как можно с такими ангельскими глазами иметь настолько поганый рот! Передай-ка лучше мне селедочку! – Жорка подмигнул Камилке, распаляя его еще больше.

– Ну, все ясно, я должен загадывать желание… – вздохнул Сева.

– Я селедку просил, при чем тут твое желание? – удивился Жорка.

– Просто я сижу между двумя мудаками… И если я кого обидел, то никаких вам извинений! Хорошо молчать труднее, чем хорошо говорить!