Балкон на Кутузовском

– Какой такой уровень, мать моя? – удивилась Поля, когда Аллуся стала рассказывать дома про свой разговор в школе. – Что это еще за экзамены? У тебя ребенок куда поступает, я не поняла, – в школу или сразу в университет?

– Бабуль, ну положено так, многие хотят в эту школу ходить, она же специальная, там английский с первого класса учат, вот и устраивают такой конкурс, чтобы как можно больше народу отсеять, – попыталась объяснить Алла.

– Это тебе все директор объяснил? Вот как ни в чем не бывало сказал, что твоя шестилетняя дочь должна будет пройти экзамен, чтобы попасть в советскую школу? Где это видано? А если не попадет? Она не будет учиться? И это тебе директор сказал? – пыхтела Поля.

– Бабуль, я не была у директора, это мне завуч сказал…

– Таааак! Завтра у нас что? Среда? Прекрасно! Завтра я пойду в школу и сама пообщаюсь с директором! Ишь, правнучку абы как в школу суете! Стыдоба! Дожили! Пойду! А если кто попытается меня остановить – лишу наследства! – зловеще произнесла Поля.

– Мам, ну какое наследство, о чем ты говоришь? – вздохнула Лидка, покачав головой.

– Какое есть! И вообще, так принято говорить! – отрезала Поля.

Ну а что было спорить? Уж если Поля себе что-нибудь задумывала, то обязательно этого добивалась.

Назавтра она встала рано, по-стариковски, часов в шесть утра, долго возилась, приводя себя в порядок, пригладила подсахаренной водой седые торчащие волосья и зачем-то ярче обычного намазала тушью брови. Видимо, для пущей выразительности. Это означало, что она полна решимости и ради Катьки готова на все. Прищурившись, посмотрела в зеркало, одобрительно себе кивнула и пошла будить Лидку.

– Нам к первому уроку надо подойти, чтоб директора застать, а то уедет потом в какое-нибудь РОНО, и все, ищи-свищи. Собирайся, мать моя, пора!

Директорша оказалась на месте, но секретарша, дебелая девица, похожая на окуклившуюся моль (Поля, как ученица, постаралась вспомнить, может ли моль окукливаться, но решила, что в данном случае это совсем не важно), категорически к ней не пускала, клокоча с насиженного места:

– У Ирины Константиновны нет времени на всех! Она большой человек! Она ди-рек-тор! Все вопросы можно решить с завучем! Идите к ней! Вторая комната по коридору налево!

– Ты, мать моя, будешь мужу своему дома указывать, если он у тебя вообще когда-нибудь появится! Возрастом не вышла еще! Ишь! Я сюда пришла важный вопрос решать! Где твое социалистическое воспитание?! Где твои правильные манеры? Кто тебя научил так со старшими разговаривать? Идите! По коридору! Я ж тебя, мать моя, ни по какому коридору не посылаю! Но могла бы!

– Женщина, да я… Да вы… – начала вякать секретарша.

– Ну-ка, мил моя, доложи-ка без лишних слов, что пришла баба Поля, Полина Исаевна, чтоб устроить в школу свою правнучку. И добавь-ка, мать моя, что, не поговорив с директором, баба Поля, я то есть, не двинется с места. – Поля и выкатила для большей важности глаза и подняла брови. На блеклом лице они казались двумя указателями настроения и, поднявшись к середине лба, выглядели настороженно-угрожающе. Видимо, дальнейший спор такие брови не предполагали.

Окуклившаяся моль зыркнула на Полю, поняв, что от нее лучше отделаться легкой кровью, оторвала с продавленного стула тяжелый зад (стул, обрадовавшись, громко чавкнул) и сделала два шага к директорской двери. Подобострастно мелко постучала, втянув голову в шею и примерив наивную улыбку, заглянула, всунув к директору лицо, а все остальные несметные мясные богатства оставив на созерцание в приемной: короткий и плотный торс, перевязанный складками, как ручки у новорожденного, но обтянутый бежевой, под цвет тела, кофтой, задницу, заслуживающую внимания из-за своих габаритов, необъятности, да и цвета – она тоже была бежевой и до неприятности анатомической. Ноги гарцевали при неподвижном теле, словно вот-вот им дадут команду на старт и они ускачут, оставив само тело в приемной. Но наконец она вынула голову из кабинета, перестала сучить ногами, выпрямилась во весь свой недюжинный рост и произнесла, торжественно и значимо, как царский лакей, открыв перед Полей с Лидкой дверь:

– Ирина Константиновна вас примут!

Поля с Лидкой переглянулись и, собравшись с духом, вошли, как в клетку с тигром, в директорский кабинет.

За столом сидела маленькая сухонькая и совсем нестрашная старушка в круглых очках и с жабленьким пучочком на затылке. Две-три тоненькие прядки выбивались из прически и колыхались вокруг лица, как струйки сигаретного дыма. Кабинет был небольшой, с одним окошком, густо заставленным цветочными горшками. Над рабочим столом щурился портрет Ленина, под ним три грамоты – Поле неудобно было их начать разглядывать – и красный вымпел. «Грамоты – это хорошо», – решила Поля.

Директриса посмотрела на вошедших крохотными воспаленными глазками и скрипуче произнесла:

– Здравствуйте! Присаживайтесь! Чем могу?

Поля с Лидкой уселись на неудобные деревянные стулья, хором скрипнув.

– Ирина Константиновна? Так? – неловко начала Поля. – Мы пришли про школу узнать и за внучку просить. То есть за мою правнучку.