Балкон на Кутузовском

– Я не встречала его маленьким, я видела только портреты взрослого лысого дяди с маленькими глазами, – пыталась объяснить Катя. – Я просто догадалась. На Пушкина этот мальчик не похож, Пушкин был темненьким, кудрявым и жил в другое время, давным-давно. На маленького Хемингуэя, скажем, тоже не очень похож. Его портрет у нас дома висит, у папы в кабинете, я его каждый день вижу. Поэтому я и решила, что спросить вы можете только про Ленина.

– И откуда же ты, деточка, столько всего знаешь, – с ядом спросила все та же учительница. – Каждый советский ребенок должен знать, как выглядел маленький Володя Ульянов-Ленин. Теперь ты знаешь? – и она грозно посмотрела на Катю.

– Теперь я знаю, – послушно ответил советский ребенок.

Поля была счастлива! В самой-пресамой глубокой глубине души, практически на ее дне, ей казалось, что если бы не она, то девочку спокойно могли б и отфутболить в какую-нибудь обычную школу в другой микрорайон на Дорогомиловке, вон их там сколько! Но то ж простые, а эта специальная английская и через дорогу, рукой подать! И если б она не пошла к директору самолично и не поговорила как следует, то мыкался б ребенок без иностранного языка черт-те где, вдали от дома. Выполнив свой долг устройства правнучки в школу, Поля передала бразды правления Катей вниз по иерархической лестнице, Лиде. Не то что она перестала ею заниматься, вовсе нет, но по утрам вставать и провожать ее в школу было уже трудновато.

Лидка, самая что ни на есть любимая Катькина бабушка, заведовала внучкой всегда, испокон веков. Утро она начинала с того, что тихонько шла к девочке в комнатку, кидала на ее одеяло школьную форму, и этот легкий ветерок, долетавший до детского лица, Катю будил. Потом готовила завтрак – толсто резала свежую французскую булку, накладывала два внушительных куска докторской колбасы и варила на молоке какао. На этом завтраке Катька обязана была продержаться целых четыре урока – до большой перемены, часов до двенадцати. Завтрак всегда уже ждал Катьку, когда она входила утром перед школой на кухню, – и она никогда не задавала себе вопрос, откуда он появлялся. Бабушка к этому времени уже меняла халат на платье и была готова к выходу, чтоб проводить деточку. Ритуал проводов Кати в школу всегда соблюдался с точностью – Лидка брала ее за руку, вела через дорогу по переходу справа от дома. Переходом этим заведовал регулировщик, который стоял посредине улицы и ждал, когда накопится человек десять желающих перейти дорогу. Тогда он поднимал свою полосатую палку вверх и сильно свистел в блестящий свисток, чтобы привлечь внимание водителей. Автомобили тяжело останавливались, и можно было безбоязненно переходить улицу. Потом Лида с Катей проходили мимо витрин Дома игрушки, и Катька смотрела на знакомых кукол, мишек и неваляшек, которых, в общем-то, видела каждый день и считала почти своими. За ними с балкона внимательно наблюдала Поля, которая к тому времени тоже вставала – она, как полководец, выходила в любую погоду на балкон и прослеживала их путь до поворота в школу. На углу Дома игрушки Лидка с Катей хором поворачивались к Поле и яростно махали руками. Только тогда прабаба и уходила спокойно во внутренности квартиры.

Однажды, уже весной, когда Катя заканчивала второй класс, Поля на балкон не вышла. Лидка взглянула на свои окна, когда они уже перешли дорогу, но никого не увидела.

– Наверное, бабуле кто-то позвонил, – сохраняя видимое спокойствие, сказала Лида Кате, хотя понимала, что в такую рань никто звонить не станет. – Беги в школу, Козочка, – подтолкнула внучку Лидка, а сама помчалась, насколько быстро это было возможно, домой.

За те несколько минут, что она долетела до квартиры, ей показалось, что она сильно постарела от страха. Но ничего страшного в квартире она не увидела. И вроде особенного-то ничего не случилось. Просто Поля сидела посреди комнаты и плакала. Вид у нее был какой-то обиженный, невозможно удивленный, расхристанный, волосы растрепаны, говорящие брови подняты до предела, а руки теребили застиранный халат.

– Я забыла, что я должна была сделать… Я знаю, что это что-то очень важное, но я забыла… Лидка, что со мной? Что я пропустила? – Поля всхлипывала как ребенок, которого сильно расстроили и страшно обидели. Она широко всплескивала руками и вытирала кулаком слезы.

– Мама, как ты меня напугала… Ничего, все хорошо, все хорошо, успокойся… – Лидка обняла мать, прибрала ее седые всклокоченные волосы и стала гладить по сухонькой, чуть сгорбленной спине, постукивая ладошкой все равно как ребенка, которого срочно надо успокоить и много чего объяснить.

– Нет, Лидка, я не понимаю, что со мной… Не понимаю… – не унималась Поля и смотрела своими большими дымчатыми глазами на дочь. – Мне кажется, я схожу с ума…