В общем, школа была обязаловкой, никуда от нее деться было нельзя, ни прогулять десять лет, ни проболеть, ни проигнорировать. Как доходчиво объяснила мама, взрослые ходят на работу, а дети в школу, это и есть их работа. Надо просто смириться. Катя быстро это поняла, и ей было радостно, что она хотя бы не видит школу из своих окон, ведь живет-то почти напротив. И если б их квартира была бы, не дай бог, в крайнем правом подъезде, то тогда все, кранты… Смотреть каждый день на эту ежедневную голгофу из дома было бы преступлением против детства. А это незатейливое желтоватенькое здание, это «вместилище знаний», было как бы припрятано от взгляда – пусть оно в принципе существует вот здесь, совсем рядом, но хоть ежеминутно не мозолит глаза.
То ли в силу слишком скромного Катиного характера, то ли по каким-то другим причинам, с одноклассниками отношения тоже не очень складывались. Внутри класса в первые же месяцы учебы образовались кланы по районно-географической принадлежности.
Во-первых, так называемые «местные» – те, кто обитал в мрачных многоквартирных серых домах, нависающих над школой, практически в самом школьном дворе. Дома были жуткие не только снаружи, но и внутри, внутри даже ужаснее. Там в одном из них жила одноклассница, к которой Катя пару раз захаживала за домашним заданием и дом этот хорошо знала – длиннющие темные безлюдные коридоры, в которых обязательно что-то шептало, звякало и булькало, и так неожиданно, что в жилах стыла кровь. Катя в лифте не ездила, этаж, где жила одноклассница, был всего третий, но до ее квартиры тоже надо было еще добраться живой. Катя входила в подъезд, покрашенный мрачно-синей краской, и, собравшись с духом, бросалась бегом через две ступеньки вверх, чтобы как можно быстрее домчаться до спасительного звонка, словно за ней обваливалась лестница и надо было выжить любой ценой, ведь дома ее очень ждали. Потом с замиранием сердца, почти на ощупь, сквозь темноту, через отталкивающие и обволакивающие чужие запахи, она шла к нужной квартире и начинала настойчиво и в то же время просяще трезвонить. Она никогда никого в подъезде не встречала – ни спасительных медленных старушек, ни орущих детишек, – хотя заколдованный дом этот был громадный, и от этого становилось еще страшнее. Да и около половины одноклассников обитало на этих мертвых безмолвных этажах…