Балкон на Кутузовском

Федор Степаныч всячески убеждал дам, что на мышей и внимание-то не стоит обращать, ну, топнуть разок – и они врассыпную, чего пугаться-то? Он вообще стал девушкам опорой и надежей, не претендуя ни на какое законное место в Лидкиной жизни. Просто тихо ее обожал и оберегал от всего, чего возможно. От мышей, тяжелых сумок, мытья посуды, надоедливых гостей, мелкого ремонта и поездок в одиночку по Москве. Он очень неожиданно появился в Лидкиной жизни и сразу занял то самое место, которое, казалось, было припасено именно для него. И таки да, случаются в жизни удачи, ну и что, что не первый красавец, сказала как-то Поля Лидке, с лица воды не пить. Вон Трени-Брени, три твоих аполлончика с левой нарезкой в результате и оказались между жанрами, ни детей, ни чертей. Ох, Лидка, пользуйся, это ж как хорошо-то, что у тебя на закате такое мужское внимание случилось, хотя все, что есть хорошего в жизни, либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению, но это таки не твой случай. А потом задумалась: о чем это я? Мысль ее об аморальности вылетела из головы и повисла где-то в воздухе у форточки, не решив, вылететь ли ей вовсе наружу или остаться кружить у склеенной люстры. А сам Федор Степаныч скучать девушкам Киреевским не давал, так и называл их девушками, подбадривал цветочками, сорванными в своем палисаднике, благо был отменным садоводом, по своей собственной инициативе приносил иногда кефир, иногда кагор и свежие газеты. Пришелся всем ко двору. Лампочки вворачивал, умывальник чинил, мебель двигал, если вдруг Алене приспичивало замутить перестановку, сумки с провизией беспрекословно, даже в охотку таскал, в общем, был на все руки.

***

«Здравствуйте, родные мои!

Наконец-то вышел сборник „День поэзии“. Держу его в руках. Получился очень интересный и красиво оформленный. Много было неприятностей с ним, много нервов потрачено, но… сборник вышел. В самое ближайшее время вышлю его вам, чтобы посмотрели, чем ваш сын занимался все это время.

Завтра День поэзии. Пройдет в 29 книжных магазинах Москвы. Будем сами продавать поэтические сборники, читать стихи, отвечать на вопросы. Ожидается нечто интересное. Посмотрим.

Особых новостей нет. Через три дня выходит моя книжка. Жду ее очень.

Алена пишет статьи, молодчина она – очень много работает. Я тоже стараюсь не отставать. Писать надо, как можно больше писать!

Крепко всех целую, Роберт».

Жизнь у Федор Степаныча была витиеватая. Прошел войну, воевал на Балтике на десантном судне, дослужился до кап-три, капитана третьего ранга, был награжден, ранен, дважды тонул, один раз вмерз в льдину и непонятно, как выжил – матросы вырубили его с куском льда и размораживали потом бережно, как большую диковинную рыбину. Но два пальца на руке не уберегли, они почернели, и пришлось их чикнуть. Левая рука выглядела у Степаныча по-крабьи – клешня клешней, мизинец да указательный, а два средних пальца отсутствовали. Но управлялся он вполне прилично, словно средние ему были без надобности. До войны семьей обзавестись не успел, молод был, а после войны, почувствовав себя инвалидом, с женщинами на время завязал. Понимая, что внешностью взять уже точно не сможет, стал развиваться духовно, благо душа у него была до невозможности глубокая и чистая. Обложился умными книгами, заходил по театрам и музеям, перестал себя жалеть, стал видеть жизнь и себя в ней под другим углом. Все это случилось не зараз, понадобилось время, как после тяжелой болезни оно надобится человеку, чтобы прийти в себя, оклематься, прочувствовать состояние укрепляющегося здоровья и начать по-другому ценить свою хрупкую жизнь. Расправил плечи, приосанился, помягчел взглядом, перестал прятать изуродованную руку и сутулиться от стеснения.