Барды Костяной равнины

Когда все покончили со злополучной яичницей, Зоя накинула поверх вчерашней одежды мантию и провела урок с учениками. После этого у нее наконец появилось время помыться и переодеться во что-нибудь более подходящее для визита к придворному барду короля. Пока трамвай вез ее вниз по склону и по дороге вдоль реки, она размышляла над работой Фелана. Согласно его изначальным намерениям написать ее как можно быстрее, без лишних хлопот, статья должна была выйти сухой, как пыль. Вместо этого она выпила из него всю кровь и подкинула ему такие секреты, которыми он не захотел поделиться даже с Зоей. Что ж, они квиты – у нее тоже есть от него секреты. И, судя по всему, ни он, ни она никак не могли разобраться в том, о чем упорно молчали. Таскать на плечах такой груз, когда силы нужны для состязания, и так нелегко, а необходимость скрывать все это от Кеннела была и вовсе не ко времени.

К счастью, Кеннел был так поглощен собственной одержимостью и честолюбивыми замыслами касательно Зои, что не заметил смятения в ее голове. Он совершенно поправился и, воспламененный внезапным видением смерти вкупе с образом сказочного злодея, им же самим созданным из Кельды, играл более искусно и зажигательно, чем когда-либо. Ах, как Зое хотелось, чтобы он передумал, чтоб велел всем, включая Кельду, отправляться по домам, и провел последние годы жизни в игре на арфе! В конце концов, на этом настаивал даже сам король! Но нет, Кеннел был непреклонен: Зоя должна занять его место, иначе королевство падет.

– Я подумал над тем, что тебе стоило бы сыграть на первом этапе состязания, – сказал он, когда они уединились в галерее для музыкантов.

– Но вы велели играть…

– Да, помню, но я ошибался. У меня для тебя есть превосходная баллада.

– Но…

– Тихо! – цыкнул он, опуская пальцы на струны. – Слушай.

Выбор песни для Зои снова напомнил Кеннелу собственный опыт участия в последнем состязании бардов. Он предупредил Зою об одном, дал несколько практических советов насчет другого, вспомнил украшенную за годы повторений множеством деталей не хуже настоящей баллады историю о двух не слишком искусных, зато очень напористых музыкантах и хитростях, учиненных ими друг против друга – о расщепленной свирели, о внезапно обвисшей коже барабана, о пропавшей с арфы струне…

Вспомнив все это, он вновь помрачнел и призвал ее остерегаться подобных трюков со стороны Кельды.

– Кельде нет нужды жульничать, – без обиняков ответила Зоя. – Все, что ему нужно – просто играть.

Ничуть не убежденный этим, Кеннел покачал головой: в его воображении Кельда был способен на все. И Зоя знала: так оно и есть, вот только истинных способностей Кельды Кеннел не мог бы представить себе и в самом мрачном расположении духа.

Наконец Кеннел отпустил ее. Спустившись с галереи вниз, она тут же наткнулась на поджидавшего ее Кельду.

Судя по искоркам веселья, плясавшим в его глазах, он слышал каждое слово.

– Последний урок? – беспечно, ничуть не заботясь о том, что его прекрасно слышно и за перилами галереи, спросил он.

Ни слова не говоря, вынуждая его следовать за ней туда, где их не смогут услышать, Зоя вышла из парадного зала. Оказавшись в тихом коридоре, она повернулась к Кельде.

– Не знаю, кто ты и что ты такое… – несмотря на все упражнения, голос дрожал. – Твоя сила удивительна и ужасна. От твоей музыки тает сердце. Да, я это знаю. Знаю и другое: когда мы выйдем друг против друга, вся ложь, за которой ты прячешься, исчезнет, останется только музыка и сила. Я постараюсь ответить всем, чем смогу. Возможно, в сравнении с таящимися в тебе карами и сокровищами это будет просто безделица – букетик полевых цветов, пара блестящих медяков… Но – будь что будет. И потому… Не нужно прятаться от меня под этой личиной. Это лишь еще одна ложь. Сделай одолжение, избавь меня от нее, прежде чем превратишься в то, чего я даже не смогу узнать.

Не дожидаясь ответа, она отвернулась и направилась к главному входу. И всю дорогу прислушивалась ко всему тому, о чем он промолчал.

Новая заря возвестила о себе лучом света и трубным пением горнов, призывавших бардов из гостиниц и усадеб, из школы, из замка, из палаток, со дна яликов, из-под трактирных столов, собраться под золотым оком летнего солнца, чтобы играть и петь, пока не останется только один, лучший, а прочие не замолчат.

Глава двадцать третья

Фелан разбудил спящую принцессу поцелуем. Она шевельнулась, недоуменно заморгала, глядя в потолок его спальни, и стремительно перекатилась набок, нащупывая наручные часы.

– Сколько времени?

– Горны только что протрубили. Мне нужно идти.

Однако он даже не шевельнулся и остался сидеть в озерце скомканных простыней пурпурного шелка, глядя, как принцесса откидывает со лба спутанные кудрявые пряди и улыбается ему легкой таинственной улыбкой, полной воспоминаний. Но вскоре эти воспоминания сменились другими, Беатрис рывком поднялась и села.

– Должно быть, их я и слышала сквозь сон. Мне снилась мать. Она состязалась за должность королевского барда, играя на старинном слуховом рожке. И победила.

Он рассмеялся.

– Не может быть!

– Серьезно.