Барды Костяной равнины

Стоя у стойки бара в «Веселом Рампионе», Зоя пела и пела этому непрошибаемому деревянному столбу. Было далеко за полночь, медленно клонившаяся к горизонту луна за открытым окном осыпала блестками воды реки. Зал был до отказа набит музыкантами. Все были так взвинчены близким состязанием, что непременно вспыхнули и взорвались бы на месте, точно фейерверк, если бы не достаточное количество холодного пива. Голос Зои зачаровал всех, все пели вместе с ней, гремя оловянными кружками, если не было других инструментов. Но ее голос не тонул и в этом шуме. Она пела так, как требовал Кеннел, – чтоб раскололось даже ледяное сердце луны, очевидно, столь же неприступное, как и этот придворный бард, потягивавший вино в тени.

Это был бард герцога Уэверли, светловолосый, с холодным взглядом, ощетинившийся целым арсеналом инструментов – арфой, свирелью, флейтой и тамбуринами. Он единственный не был захвачен музыкой, хотя Зоя играла и пела именно для него, призвав на помощь все свое мастерство, чтобы заставить его моргнуть, улыбнуться, или хоть пальцем по столу постучать. Но он лишь равнодушно взирал на нее, время от времени поднося к губам бокал и поглядывая на луну, словно мог бы услышать ее музыку, плывущую в ночном небе, если бы только Зоя прекратила шуметь над ухом.

Наконец она оставила эту затею и, уступив черед другим, жадно припала к бокалу охлажденного вина, поставленному перед ней Чейзом. В отличие от уэверлийского барда, Чейз выглядел немного оглушенным.

– От твоих песен дрожь по спине, – сказал он. – Как будто покойников слушаешь. – Зоя, прищурившись, посмотрела на него, и он негромко рассмеялся, запустив пятерню в золотистые, точно подсолнух, кудри. – Ну, наверное, так пели в давние времена, до уличных фонарей и паровых трамваев, – он умолк, отвечая на ее нежный поцелуй. – А что, если ты победишь? Я же тогда тебя больше и не увижу.

– Что за мысли? – удивилась Зоя.

– Разве тебе это не приходило в голову?

– Не в этой жизни.

– Ты же будешь так занята придворными делами, что для меня и минутки не останется.

Секунду Зоя в сомнении смотрела на него, затем решительно покачала головой.

– Если бы да кабы… Давай не будем об этом думать. Оставим тревоги на потом.

Позже она снова запела, аккомпанируя себе на чьей-то арфе. Ничего особенного – простенькую, древнюю, как сама ночь, колыбельную, чтобы утихомирить толпу и склонить нескольких засидевшихся в трактире учеников отправиться куда следует – то есть спать. На этот раз никто не подпевал. Слушали, молча, неподвижно, со слипающимися глазами, словно вот-вот заснут, убаюканные колыбельной Зои, прямо на ногах. Но вот песня подошла к концу, и тишина пробудила всех ото сна. Безучастно глядя вокруг, протирая глаза, слушатели принялись собирать инструменты. Некоторые вывалились наружу, так и не сказав ни слова. Другие потянулись к стойке, за кружкой пива на посошок. Тогда бард из Уэверли вдруг тихонько заиграл на флейте, подражая колыбельной Зои. Звуки поплыли над толпой, флейта засверкала серебром, как лунные блики на воде. Оборвав мелодию незадолго до конца, он встал и сказал Зое через весь безмолвный зал:

– Будьте осторожны. Вы своим голосом разбудите камни, и тогда окажетесь в таком месте, куда совсем не ожидали попасть.

С кривой изумленной усмешкой он спрятал флейту в чехол на поясе и вышел, прежде чем Зоя сумела ответить.

Она отправилась спать вместе с Чейзом, а встала с рассветом, усталая и, с того самого момента, как открыла глаза, озабоченная семью различными вещами.

Первым делом следовало добраться домой, чтобы умыться и переодеться перед занятиями. Эта простая задача осложнилась, стоило Зое открыть дверь в башню. За кухонным столом над грудой книг сидели отец с Феланом. Кроме книг, на столе не было ничего, а на плите стоял только чайник, и тот холодный. Прервав разговор, оба взглянули на нее – рассеянно, но выжидающе, как будто она явилась по их повелению единственно для того, чтобы приготовить им завтрак.

В ответ Зоя смерила обоих раздраженным взглядом. Они даже не подумали о том, как она может быть измотана, и не смогли сами пожарить себе яичницу! Фелан выглядел не менее усталым, чем она, волосы его стояли дыбом от непрестанного почесывания в затылке, а взгляд был настолько отсутствующим, что о его заботах оставалось только гадать. Не менее странно выглядело и лицо отца. Уж не наградил ли один из них кого-нибудь ребенком?

Вооружившись остатками терпения, поскольку тоже была голодна, Зоя сняла с крюка сковороду.

– И вам доброго утра.

Фелан, наконец, встрепенулся.

– Прости.

– Доброе утро, девочка моя, – рассеянно сказал Бейли. – Фелан принес назад еще несколько счетных книг.

– И ты не предложил ему кофе? Ах, ты его даже не сварил. Нет, не волнуйся, я сделаю.

Услышав, как отец опустился обратно в кресло, Зоя беззвучно вздохнула, поставила на огонь чайник, чтобы сварить им кофе и приготовить себе чаю, и начала рыться на полках в поисках хлеба, яиц и фруктов. Разговор за ее спиной возобновился.

– Значит, ты закончил работу?

– Почти. Конец близок. Осталось только понять – вернее, отыскать одну вещь.