Барды Костяной равнины

И Фелан заговорил – с глухой стеной молчания Ионы. Голос его сильно дрожал.

– На равнине из костей, посреди кольца камней… Это о том, как ты в последний раз играл на арфе. Это ты разрушил школьную башню. А потом исчез. Это для твоего тела заказывали тот третий гроб, о котором упоминает в счетной книге Дауэр Рен. Но никто не нашел твоего тела. Потому что… потому что ты не погиб. Ты – Найрн. Тот самый бард, что потерпел поражение в Трех Испытаниях Костяной равнины, и теперь нет для тебя ни конца дней, ни забвенья.

Беатрис сделала еще шаг. Рука, касавшаяся стены, провалилась в пустоту. Она повернулась туда и наконец увидела их. Во всяком случае – лицо Фелана, ярко освещенное электрическим фонарем, направленным на него Ионой. Сам Иона был почти не виден – только часть рукава да заметно дрожащие, заставлявшие дрожать и луч света на лице Фелана, пальцы. Беатрис совершенно не понимала, о чем говорил Фелан, но при виде слез, бежавших по его щекам вниз, в темноту, на ее глаза тоже навернулись слезы.

Луч фонаря запрыгал так беспорядочно, что лицо Фелана казалось размытым пятном. Наконец Иона опустил фонарь и устало привалился к стене туннеля. Миг спустя его примеру последовал и Фелан, прислонившийся к стене рядом. Теперь фонарь освещал два башмака – черный, начищенный до блеска, со сверкающими пряжками, и коричневый, потрескавшийся и поношенный.

– Ты даже не можешь себе представить, – тихо, устало сказал Иона, – сколько раз мне хотелось, чтоб ты узнал меня. Ты, как никто во всем мире, способен понять эти стихи. Но я боялся собственных надежд, потому и чинил тебе столько препятствий. Я боялся, что даже ты можешь оплошать и так и прожить всю жизнь, ни разу не назвав меня по имени.

Он помолчал и с трудом закончил:

– Или что, зная его, будешь по праву презирать меня всю оставшуюся жизнь.

Услышав невнятный звук, вырвавшийся из горла Фелана, Беатрис ахнула и поспешно зажала рот ладонью.

Резкое восклицание заплясало эхом под каменным сводом, луч фонаря заметался из стороны в сторону и остановился на лице Беатрис. Вглядываясь в темноту за ним, она заплакала, еще не понимая, отчего, но начиная различать во всем этом кусочки сказания, столь же древнего, как руны над каменной дверью.

– Принцесса Беатрис? – потрясенно выдохнул Иона Кле.

– Я… я следила за Кельдой, – прошептала она. – И потеряла его. А потом услышала вас.

Фелан резко оттолкнулся от стены, прошел вдоль луча фонаря, опущенного ему под ноги Ионой, нащупал локоть Беатрис, потом – ее запястье, и мягко потянул ее к отцу. Прислонившись к стене рядом с ним, принцесса сунула руку в карман в поисках никчемного клочка кружев с монограммой.

– Даже не знаю, отчего плачу, – сказала она, уткнувшись в платок. – Наверное, потому что плачешь ты. Все кажется таким безнадежно запутанным. Прости. Мне и быть здесь не следует…

Фелан ничего не сказал, только крепко обнял ее за плечи. Она почувствовала, как его губы движутся по ее щеке, пробуя на вкус слезы, и находят ее губы сквозь кружева.

– Ты понимаешь древности, – хрипло заговорил он, уткнувшись лбом в ее лоб. – Ты любишь их. Где же тебе еще быть, как не под землей? – он поднял голову и повернулся к Ионе. – Кто такой Кельда? В твоей долгой жизни я не нашел его ни разу. А ведь он должен быть гораздо старше тебя, если знает, как звучат слова, которых никто не слышал уже по меньшей мере тысячу лет. И обладает всей их силой. Почему он все это время хранил молчание?

Иона пошарил вокруг лучом фонаря, будто загадочный гризхолдский бард мог тихо стоять где-нибудь тут же, во мраке.

– Не здесь, – коротко ответил он, откачнувшись от стены. При виде того, как бережно он положил руку на плечо Фелана, у Беатрис опять защипало в глазах. – Спасибо, – прошептал он. – Спасибо за заботу обо мне. Я надеялся на тебя, но ведь ждать такого от собственного ребенка жестоко.

– Ты свыкся с собой, – хрипло сказал Фелан. – Свыкнусь и я.

Фонарик снова осветил Беатрис – платье в цветочек и рваные, измазанные грязью чулки.

– Ах да, – сказал Иона, – Софи что-то говорила о пикнике в саду. Вот почему вы в платье. Но почему босиком?

– Каблуки, – пояснила Беатрис. – Слишком шумно.

– В город вам в таком виде нельзя. Лучше мы проводим вас в замок тем же путем, каким вы пришли.

– Нет, – твердо сказала Беатрис. Ее пальцы скользнули вниз по предплечью Фелана, нащупали его ладонь и крепко стиснули ее. – Нет. Я иду с вами. Вы знаете, кто вы такой, и Фелан знает, кто вы такой, а я даже не могу сказать, как вам обоим удалось в одну минуту разбить мне сердце. Расскажите, мэтр Кле.

– Это очень долгая сказка, – предупредил Иона. – И, вероятно, самая древняя в мире. Я думал, что знаю ее, пока не встретил Кельду. Он показал мне ее истинный смысл, и с тех самых пор мне нет счастья.

Пальцы заледенели, несмотря на тепло руки Фелана, однако Беатрис отправилась с ними, сквозь темноту, на свет дня, вдруг показавшегося чем-то незнакомым. Должно быть, именно таким – бесконечным, неизбывно древним, терпеливо ждущим еще одной ночи, видел его Иона…

Глава двадцать вторая