Башня Зеленого Ангела. Том 1

Ведь частенько стремление к славе заставляло пьяных скандалистов нападать на него в тавернах, а барды вдохновляли их на новые подвиги. Когда он сражался на войне, даже священники Матери Церкви соглашались, что поразительное смирение и милосердие Камариса к побежденному врагу простирались слишком далеко, словно он мечтал о благородном поражении и смерти. Его ратные подвиги, о которых говорили по всему Светлому Арду, для самого Камариса были чем-то постыдным.

Однажды, во время Первой войны тритингов, Таллистро из Пердруина попал в ловушку и погиб из-за предательства, которое стало знаменитым, и про него сложили почти столько же песен, как и баллад о подвигах Камариса. Только самого Джона могли считать достойным соперником Камариса за звание величайшего воина эйдонитского мира. Но никто даже представить не мог, что Престер Джон, несмотря на всю свою силу, сумел бы победить Камариса в честном поединке: после битвы при Нирулаге, где они сошлись в сражении, Камарис старался никогда не проводить даже тренировочных схваток с Джоном, чтобы не нарушить неустойчивого равновесия их дружбы.

Рыцарское мастерство Камариса являлось для него тягостным бременем, а участие в войне — даже в той, что благословила Мать Церковь, а некоторые из них даже вдохновляла — было для величайшего воина Наббана испытанием и источником скорби. Но Престер Джон именно на полях сражений чувствовал себя совершенно счастливым. Он не отличался жестокостью — побежденные враги не могли пожаловаться, что он поступал с ними несправедливо, за исключением ситхи, их Престер Джон ненавидел и преследовал до тех пор, пока они не исчезли совсем — и смертные их больше не видели.

Впрочем, кое-кто утверждает, будто ситхи не являются людьми, а потому не обладают душами — хотя я сам так не считаю, — можно сказать, что к врагам Джон относился так, что даже самый добросовестный священник не мог не признать его милосердия. А со своими подданными, даже язычниками Эрнистира, Джон неизменно оставался щедрым королем. И только в те времена, когда превратности войны ставили его в затруднительное положение, он превращался в опасное оружие. Вот почему Мать Церковь, чьим именем он покорял врагов, назвала его — в виде благодарности, а также из-за некоторого страха — Мечом Господним.