— Мы не можем тут остаться.
По неровным верхним уровням гнезда быстро спускалась очередная толпа гантов, быстроногих, как пауки, и ловких, точно обезьяны. Они громко щелкали в предвкушении, черные глаза сверкали.
Неожиданно над берегом возникла вспышка, удивленная Мириамель посмотрела вниз, на собравшихся там гантов, которые в жутком нетерпении натыкались друг на друга. Их мерзкие вопли стали еще более пронзительными и дикими, когда некоторые твари загорелись. Мириамель перевела взгляд на протоку, пытаясь понять, что происходит, и увидела лодку. Кадрах стоял, широко расставив ноги, на носу и держал в руке что-то похожее на огромный факел, верхний конец которого ярко пылал.
На глазах у онемевшей от изумления Мириамель монах размахнулся, с конца его «факела» слетел огненный шар, пронесся над водой и упал среди гантов, собравшихся на песке внизу. Он мгновенно взорвался, разбрасывая ослепительные искры, которые прилипали к телам тварей, точно горящий клей. Те, в кого они попали, падали на землю, а их панцири раздувались от жара, точно у омаров в горячей воде. Другие метались взад и вперед, трещали и щелкали, без всякого результата пытаясь сбить пламя со своих тел. Кадрах наклонился в лодке, потом выпрямился, и еще один огненный шар расцвел на конце диковинной палки, а когда монах сделал очередной бросок, жидкое пламя пролилось на вопивших гантов. Монах поднес руки ко рту.
— Прыгайте! — крикнул он, и его голос подхватило легкое эхо. — Поторопитесь!
Мириамель повернулась и бросила взгляд на Изгримнура. На лице герцога застыло удивление, но он сумел взять себя в руки и решительно, но мягко подтолкнул ее вперед.
— Ты его слышала, — проворчал он. — Прыгай!
Мириамель прыгнула, сильно ударилась о песок и откатилась в сторону. Что-то охваченное огнем зацепилось за ее плащ, но она погасила его руками. Через мгновение она услышала громкий выдох, когда Изгримнур рухнул рядом с ней. Ганты, которые верещали и как безумные носились по засыпанному травой песчаному берегу, перестали обращать внимание на своих жертв. Изгримнур повернулся, поднялся на ноги и протянул вверх руки. Камарис сильно наклонился над неровным краем гнезда, сбросил ему Тиамака, и герцог снова повалился на землю, прижимая неподвижного вранна к груди. Через мгновение с крыши спрыгнул Камарис, и все трое помчались по берегу.
Несколько гантов, в которых не попали огненные снаряды Кадраха, бросились за ними, но Мириамель и Камарис с силой отпихнули их ногами и вошли в неподвижную зеленую воду.
Мириамель растянулась на дне лодки, пытаясь отдышаться. Сильными ударами шеста монах направил качавшееся на волнах суденышко к середине реки, где их уже не могли достать метавшиеся по берегу ганты.
— Вы ранены? — Лицо Кадраха побледнело, глаза лихорадочно блестели.
— Что… что ты?.. — Мириамель никак не могла отдышаться, и ей не удалось закончить вопрос.
Кадрах опустил голову и пожал плечами.
— Листья масличной пальмы. После того как вы ушли… в то место, мне в голову пришла идея. Я их сварил. Кое-что я умею. — Он показал на трубку, которую сделал из большого стебля тростника. — С ее помощью я швырял в тварей огонь. — Руку, в которой он держал трубку, покрывали сильные ожоги.
— О, Кадрах, посмотри, что ты наделал.
Кадрах обернулся, чтобы взглянуть на Изгримнура и Камариса, склонившихся над Тиамаком. У них за спиной по всему берегу, подобно проклятым душам, которых заставили плясать, прыгали и шипели ганты. Тут и там горели передние стены гнезда, и в предвечернее небо поднимался чернильный дым.
— Нет, посмотрите, что наделали
Часть вторая. Извивающаяся дорога
17. Ночь факелов
— Не думаю, что хочу туда идти, Саймон. — Джеремия с помощью тряпки и шлифовального камня старательно чистил меч Саймона.
— А ты и не должен, — со стоном проворчал Саймон, натягивая сапог. После битвы на замерзшем озере прошло три дня, но все тело у него болело так, словно его колотили молотом, положив на наковальню. — Просто он хочет, чтобы я что-то сделал.
Джеремия, казалось, почувствовал облегчение, но не собирался слишком легко соглашаться на свободу.
— Разве твой сквайр не должен идти с тобой, когда тебя призывает принц? А если тебе что-то потребуется, но ты это забыл — кто его принесет?
Саймон рассмеялся, но тут же замолчал, когда почувствовал, как ребра отозвались сильной болью. На следующий после сражения день он едва мог стоять, и собственное тело казалось ему мешком с осколками посуды. Даже сейчас он двигался, как самый настоящий древний старик.
— Тогда мне придется вернуться за тем, что я забыл, — или я позову тебя. Не волнуйся. Здесь все иначе, и ты лучше других это знаешь. Тут не королевский двор, вроде Хейхолта.
Джеремия внимательно посмотрел на острие меча и покачал головой.
— Ну да, конечно, Саймон, только никто не знает, когда принцам взбредет что-то в голову и они начнут вести себя с тобой свысока. Никому не известно, когда заговорит их кровь и они вспомнят про свое королевское происхождение.