Внезапно ситхи вздрогнул и отступил на шаг от камня. Некоторое время он раскачивался на месте, а потом повернулся к Эолейру. В глазах Джирики горел свет, который не мог быть только отражением сияния Осколка.
— Язык Огня, — сказал Джирики.
Его слова смутили Эолейра.
— Что вы имеете в виду?
— Язык Огня в Хикехикайо. Еще один Главный Свидетель, как Осколок. Он очень близко, но это не имеет никакого отношения к расстоянию. И я не могу его отсечь и направить Осколок на другие вещи.
— Какие другие? — спросил Эолейр.
Джирики тряхнул головой и бросил быстрый взгляд в сторону Осколка.
— Это трудно объяснить, граф Эолейр. Попробую ответить так: вы заблудились, и вас окружил туман, но есть дерево, на которое вы можете залезть и посмотреть поверх тумана, что вы сделаете? — спросил Джирики.
Эолейр кивнул.
— Конечно, но я все равно не очень понимаю, к чему вы ведете.
— Все довольно просто. Мы привыкли ходить по Дороге Снов, но в последнее время оказались лишены этой возможности — так густой туман заставит вас не выходить из дома, чтобы не заблудиться, даже если вам нужно сделать что-то очень важное. Мне доступен только Малый Свидетель, предназначенный для реализации незначительных целей, ведь у меня нет силы и знаний Амерасу Первой Бабушки. Осколок в Мезуту’а является Главным Свидетелем — я собирался его отыскать еще до того, как мы выехали из Джао э-Тинукай’и, — но сейчас узнал, что мне не позволено им воспользоваться. Как если бы я залез на дерево, верхушка которого слегка возвышается над туманом, но обнаружил, что кто-то уже занял там место и не позволяет мне подняться дальше. Я застрял.
— Боюсь, это недоступно такому смертному, как я, Джирики, хотя, мне кажется, кое-что я понял из ваших объяснений. — Эолейр немного подумал. — Можно сформулировать иначе: вы хотите выглянуть в окно, но кто-то его закрыл с другой стороны. Верно?
— Да, хорошо сказано. — Джирики улыбнулся, но Эолейр увидел усталость за необычными чертами лица ситхи. — Однако я не могу уйти, не попытавшись снова выглянуть в окно столько раз, насколько у меня хватит сил.
— В таком случае я буду вас ждать, — сказал Эолейр. — Но мы взяли с собой совсем мало воды и еды — к тому же, хотя я не могу судить о ситхи, боюсь, я скоро понадоблюсь моему народу.
— Что касается воды и еды, — рассеянно ответил Джирики, — вы можете взять у меня. — Он снова повернулся к Осколку. — Когда вы поймете, что пришло время возвращаться, скажите — но не прикасайтесь ко мне до тех пор, пока я вам не позволю, граф Эолейр, я прошу вас мне это обещать. Я не знаю, что именно мне предстоит сделать, и для нас обоих будет безопаснее, если вы не станете до меня дотрагиваться, что бы со мной ни происходило.
— Я ничего не стану делать, если вы меня не попросите, — обещал Эолейр.
— Хорошо. — Джирики поднял руки и снова начал описывать ими медленные круги.
Граф Над-Муллаха вздохнул и откинулся на спинку скамейки, стараясь отыскать удобное положение.
Эолейр пробудился от странного сна — он убегал от огромного колеса, высота которого достигала верхушек деревьев, грубого и треснутого, подобно балкам древнего потолка, — с ощущением, что происходит нечто неправильное. Свет стал ярче и теперь пульсировал, подобно биениям сердца, но цвет изменился на болезненный сине-зеленый. Воздух в огромной пещере стал тугим и застывшим, как перед бурей, ноздри Эолейра обжег запах, обычно возникающий после удара молнии.
Джирики по-прежнему стоял перед сиявшим Осколком, пылинка в море ослепительного света, — но если раньше его поза напоминала танцора Мирчи, готовящегося к дождевой молитве, теперь его конечности были искривлены, а голова закинута назад, будто чья-то невидимая рука вытягивала из него жизнь. Эолейр бросился вперед, отчаянно встревоженный, но не знавший, как поступить. Ситхи сказал, что его нельзя трогать, что бы ни происходило, но, когда Эолейр приблизился, чтобы посмотреть на лицо Джирики, почти невидимое из-за ослепительного сияния, он почувствовал, как сердце отчаянно забилось у него в груди. Нет, Джирики не мог
Золотые глаза ситхи закатились, и Эолейр видел лишь белки под веками. Губы раздвинулись, обнажив зубы в жуткой усмешке загнанного в угол зверя, на шее напряглись вены, лоб покрылся глубокими морщинами.
— Принц Джирики! — закричал Эолейр. — Джирики, вы меня слышите?!
Рот ситхи открылся немого шире, и челюсти зашевелились. С губ слетел громкий звук, который эхом разнесся по арене, низкий и невнятный, но полный такой боли и страха, что Эолейр закрыл уши руками и сердце судорожно заколотилось у него в груди от ужаса. Он осторожно протянул руку в сторону Джирики, потрясенно глядя, как волоски на ней встают дыбом. Кожу Эолейра начало покалывать.
Граф Эолейр думал только одно мгновение. Проклиная себя за глупость, он произнес короткую молитву Куаму, Земляной Собаке, шагнул вперед и схватил Джирики за плечи.