Базар житейской суеты. Часть 4

Затмъ мистриссъ Бекки захлопнула дверь, спрятала въ постель баночку съ румянами, бутылку съ водкой, тарелку съ бифстексомъ, поправила свои волосы и окончательно впустила своего гостя.

На ней вмсто утренняго наряда было розовое полинялое домино, немножко смятое и отмченное въ разныхъ мстахъ пятнами помады, но миньятюрныя ея ручки сіяли ослпительною близною изъ-подъ широкихъ рукавовъ, и стянутая красивымъ кушачкомъ, она была въ этомъ наряд и любезна, и мила. Мистеръ Седли вошелъ въ ея каморку.

— Прошу покорно, сказала она, войдите. Присядьте на этомъ стул,

Она крпко пожала руку восторженнаго Джоя и улыбаясь посадила его на указанный стулъ. Сама она помстилась на маленькой постели. Черезъ минуту они уже бесдовали по дружески о разныхъ житейскихъ длахъ.

— О, какъ мало измнили васъ годы! сказала мистриссъ Бекки, бросая нжный взоръ участія на своего гостя, — я бы узнала васъ изъ тысячи. Какъ пріятно такой странниц, какъ я, встртить на чужбин честное и откровенное лицо стараго друга!

Но сказать правду, на честномъ и откровенномъ лиц выражались въ эту минуту чувства, слишкомъ далекія отъ честности и откровенности; Джой былъ, напротивъ, крайне озадаченъ и взволнованъ. Онъ обозрвалъ изумленными глазами маленькую комнату, гд помщалась его старинная любовь. Одно изъ ея платьевъ висло надъ постелью, другое торчало на гвоздик передъ дверью. Ея шляпка лежала на туалет передъ зеркаломъ, и тутъ же красовались ея маленькіе полусапожки. На стол передъ постелью лежалъ французскій романъ, и подл него стояла свча, но не восковая. Бекки хотла также положить въ постель этотъ огарокъ, но успла только прикрыть его бумажнымъ колпакомъ, которымъ она обыкновенно тушила свчу передъ сномъ.

— Я бы узнала васъ везд, мистеръ Седли, сказала Ребекка. Есть на свт вещи, незабвенныя для чувствительнаго сердца. Вы были первымъ мужчиной… первымъ и единственнымх, котораго я видла.

— Неужели? вскрикнулъ Джой, — о, не говорите этого… право, мистриссъ…

— Когда мы пріхали съ вашей сестрицей изъ Чизвркка, я была еще почти ребенкомъ, сказала мистриссъ Бекки, — какъ-то живетъ она теперь? О! мужъ ея былъ дурной человкъ, и Амелія вздумала, къ несчастію, ревновать меня къ нему. Какая несправедливость! какъ-будто я могла заботиться о комъ-нибудь въ ту пору, когда вс мой мысли были обращены на одного только… Но къ чему вспомиать про эти старыя времена? Что прошло, того не возвратитъ никакая человческая сила.

И она прикрыла свои зеленые глазки грязнымъ платкомъ съ изорванными кружевами. Послдовала продолжительная пауза.

— Не правда ли, чго вы находите въ этомъ мст и въ такомъ униженіи несчастную женщину, еще такъ недавно принадлежавшую къ другому кругу? продолжала Ребекка. Столько грусти, столько огорченій я вытерпла, Джозефъ Седли, что иногда мн страшно становится за мой бдный разсудокъ. Я не могу утвердиться нигд, ни на одномъ порядочномъ мст, и принуждена перекочевывать изъ страны въ страну, сопровождаемая душевной тоскою. Друзья покинули меня вс до одного. Нтъ въ этомъ мір ни одного истинно благороднаго сердца, ни одного честнаго джентльмена. Я была врною женой, хотя бракъ мой совершился всдствіе какой-то странной судьбы, не по влеченію сердца, потому-что оно уже принадлежало другому. Но теперь нечего распространяться объ этомъ. Да, я была врна, но мужъ оставилъ, попралъ меня безъ всякой жалости и пощады. Не было въ мір матери, нжне меня, Джозефъ Седли. Одинъ только сынъ былъ у меня, мой милый и ненаглядный сынъ, вся моя надежда, вся радость; денно и ночно я леляла его на своей материнской груди, онъ былъ для меня единственнымъ, безцннымъ сокровищемъ въ жизни-и что же? они вырвали его у меня… вырвали… вырвали…

И подавляемая отчаянною грустью, она приложила руку къ своему сердцу и преклонила лицо свое къ постели.

Бутылка съ водкой зазвенла, и тарелка съ колбасою звякнула о спинку кровати; неодушевленные предметы выразили такимъ-образомъ свое участіе въ глубокой скорби. Максъ и Фрицъ стоали у дверей и прислушивались съ великимъ изумленіемъ къ рыданіямъ мистриссъ Бекки. Джой былъ растроганъ до глубины души.

Плавнымъ, чистымъ и свтлымъ потокомъ заструилась рчь изъ устъ мистриссъ Бекки. Въ простой и безъискусственной форм разсказала она плачевную исторію своей жизни, и очевиднымъ сдлалось для ея слушателя, что, если было на свт чистйшее, благороднйшее, совершеннйшее созданіе, преслдуемое отвсюду безжалостными извергами — такъ это безпорочное созданіе, эта угнетенная невинность сидитъ теперь передъ глазами Джоя на бутылк съ водкой.