Впродолженіе этой интересной бесды, дверь въ комнату мистриссъ Осборнъ была немного пріотворена, и мистриссъ Бекки, устремивъ свои зеленый глазокъ въ это маленькое отверстіе, имла случай слдить за всми движеніями разговаривающихъ особъ, и не проронила ни одного слова, исходившаго изъ ихъ устъ.
«Что за благородное сердце у этого человка, думала мистриссъ Бекки, — и какъ позорно играетъ имъ эта глупая женщина!»
Ребекка удивлялась майору, и въ сердц ея не было ни малйшаго негодованія противъ той жестокой роли, которую онъ принялъ въ отношеніи къ ней самой. То была съ его стороны открытая, честная игра, и онъ далъ ей полную возможность отыграться.
«Ахъ, еслибъ у меня былъ такой мужъ!» подумала мистриссъ Бекки;— я бы не посмотрла на его неуклюжія ноги! Великодушный мужчина съ умомъ и сердцемъ превосходная находка для умной женщины.»
И затмъ, вбжавъ въ свою комнату, Ребекка оторвала клочокъ бумажки и написала записку, упрашивая майора остаться въ Пумперниккел на нсколько дней, и вызываясь сослужить ему службу при особ мистриссъ Эмми.
Такимъ-образомъ окончательная разлука совершилась. Еще разъ бдный Вилльямъ подошелъ къ дверямъ и ушелъ. Маленькая вдова, затявшая всю эту исторію, осталась побдительницею на пол битвы, и приготовилась, вроятно, наслаждаться своей побдой. Многія леди позавидуютъ, конечно, этому тріумфу.
Къ обденному часу явился Джорджинька, и опять, съ великимъ изумленіенъ, замтилъ отсутствіе стараго «Доба». За столомъ господствовало глубокое молчаніе; Джой кушалъ одинъ за всхъ, но сестра его не прикоснулась ни къ одному блюду.
Посл обда, Джорджинька, по обыкновенію, развалился на подушкахъ въ амбразур стараго окна, откуда открывался видъ и на Слона, и на майорскую квартиру. Джорджинька любилъ производить наблюденія съ этого пункта, какъ нкогда безсмертный мистеръ Пикквикъ слдилъ за феноменами человческой натуры, изъ форточки своей квартиры на Гозъуэльской улиц. Предметомъ, обратившимъ на этотъ разъ вниманіе маленькаго Джорджа, были признаки сильнаго движенія, происходившаго въ майорской квартир по другую сторону улицы.
— Ба! сказалъ онъ, — «ловушку» Доббина вывозятъ со двора. Что бы это значило.
Ловушкой называлась довольно неуклюжая колымага, купленная майоромъ за шесть фунтовъ стерлинговъ. Джорджинька любилъ подтруиивать надъ этимъ экипажемъ.
Эмми вздрогнула, но не сказала ничего.
— Это что еще? продолжалъ Джорджинька. Францискъ укладываетъ чемоданы съ разнымъ хламомъ, а Кувдъ, кривой ямщикъ, ведетъ подъ уздцы трехъ лошадей. Прескверныя клячи. Какъ онъ забавенъ въ этой желтой куртк!.. Прошу покорно, онъ впрягаетъ лошадей въ майорскую колымагу. Разв Доббинъ узжаетъ, мамаша?
— Да, сказала Амелія, онъ узжаетъ.
— Куда? Зачмъ?… Когда онъ воротится?
— Онъ… онъ не воротится, отвчала Эмми.
— Не воротится? вскричалъ Джорджъ, и опрометью соскочилъ съ окна.
— Останьтесь здсь, сэръ! проревлъ Джой.
— Останься, Джорджинька, сказала его мать съ грустнымъ лицомъ.
Мальчикъ принялся бгать по комнат взадъ и впередъ, и безпрестанно вспрыгивалъ на окно, обнаруживая вс признаки нетерпливаго безпокойства и любопытства.
Между-тмъ въ колымагу майора заложили лошадей. Багажъ продолжали укладывать. Францискъ вынесъ изъ воротъ шпагу своего господина, его трость и зонтикъ, связалъ все это вмст, и положилъ въ кузовъ экипажа. Затмъ были вынесены бритвенный приборъ и старый жестянный ящикъ съ треугольной шляпой майора. Наконецъ явилась старая, грубая шинель, на красной камлотовой подкладк, защищавшая майора отъ всякихъ бурь и непогодъ впродолженіе пятнадцати лтъ, и которая «manchen Sturm erlebt» какъ гласила современная нмецкая псня. Она помнила ватерлооскую битву, и прикрывала обоихъ друзей, Джорджа и Вилльяма, въ ночъ передъ побдой.
Затмъ вышелъ старый Буркъ, квартирный хозяинъ, за нимъ опять Францискъ съ послдними господскими узлами, и за нимъ, наконецъ, самъ майоръ Доббинъ.
Буркъ принялся цаловать своего жильца съ большимъ усердіемъ. Майора вс любили, и ему трудно было высвободиться теперь отъ этихъ энергическихъ доказательствъ сердечной привязанности.
— Нтъ, ужь какъ хотите, я побгу, ей-Богу! закричалъ мистеръ Джорджъ.
— Отдай ему эту вещицу, сказала Бекки, доложивъ свою записку въ руку мальчика.
Джорджъ пустился бжать изъ всей мочи, и черезъ минуту былъ уже на противоположной сторон улщы. Рыжій ямщикъ похлопывалъ бичомъ.
Вилльямъ, освободившійся наконецъ отъ объятій хозяина, слъ въ свою колымагу. Въ одно мгяовеніе Джорджинька вспрыгнулъ на передокъ экипажа, и, обвивъ руками шею майора, припялся цаловать его съ большимъ жаромъ, и засыпалъ его множествомъ разнообразныхъ вопросовъ. Затмъ онъ, опустивъ руки въ карманъ своего жилета, подалъ ему записку. Вилльямъ схватилъ ее съ нетерпніемъ, и открылъ дрожащею рукою, но вдругъ физіономія его измнилась, онъ изорвалъ бумагу на нсколько клочковъ и выбросилъ изъ экипажа. Онъ поцаловалъ Джорджиньку въ голову, и мальчикъ, приставивъ кулаки къ своимъ глазамъ, вышелъ наконецъ изъ колымаги при содйствіи Францнека, но вмсто того, чтобъ пдти домой, онъ остановился на панели.
— Fort, Schwager!