Веймарская демократия содержит два элемента, один — демократический, другой — либеральный
Парламентаризм не тождествен демократии, это просто одна из ее исторических форм. Основные принципы парламентаризма — это публичные дебаты, разделение властей и всеобщность права. Дебаты требуют от органов политической власти участвовать в дискуссиях как в средстве достижения истины. Публичные дебаты позволяют гражданскому обществу проверять деятелей этой власти и контролировать их. Но, говорит Шмитт, практика более не соответствует теории. Парламентская дискуссия сегодня — это не более чем механизм для регистрации решений, ранее достигнутых в ином месте. Каждый депутат ограничен твердой партийной дисциплиной. Он не может позволить себе колебаться перед доводами оппонента. Дебаты — это мошенничество. Речи произносятся для протокола. Поскольку главные решения достигнуты в секретных комитетах или на неформальных переговорах между контролирующими группами, даже публичность дебатов — это мистификация.
Принцип разделения властей ограничивает парламент законодательной деятельностью, иными словами, установлением абстрактных общих правил. И снова практика оставила позади теорию. Парламент — это уже не исключительно законодатель; он теперь администратор, и неэффективный. В эру монополистического капитализма общие законы становятся механизмами утаивания индивидуальных решений. Однородность народа почти не существует. Плюралистическая система заменила множеством форм лояльности одну основную лояльность к нации. Поликратия, то есть объединенный орган независимых публичных учреждений (институтов социального страхования, контрольных органов, принадлежащих государству корпораций и так далее), не подчиненный никакому парламентскому надзору, разрушил единство политических решений. Это разорвало на части живой политический организм. Федеративный принцип, защищая частные интересы, сделал насмешкой идею суверенитета народа.
Гражданские свободы и неотчуждаемые права в конечном счете отрицают демократию. Руссо уже указывал на это, по крайней мере косвенно; так как теория общественного договора означает, что гражданин передал свои права после заключения договора. Традиционные личные и политические свободы были продуктом капитализма, основанного на конкуренции. Эта эра теперь прошла, и капитализм вступил в фазу интервенционизма, монополистического капитализма и коллективизма. Поскольку свобода торговли и свобода договора исчезли, их следствия, свобода слова и собраний, свобода печати и профсоюзов стали бессмысленными.[84]
Парадоксальным образом этот антидемократический анализ, предназначенный для того, чтобы свести до минимума фундаментальные права, в то же время чрезмерно их переоценивает, превращая их в бастион для защиты частной собственности от государственного вмешательства и наделяя их конституционной функцией, полностью чуждой германской традиции.[85]
Бесчисленные книги, памфлеты и речи разоблачали парламентские учреждения, их неэффективность, их недемократический характер, их продажность. Бюрократическая идеология была непосредственным бенефициарием. Судебная власть была возвышена до верховной политической функции, и ради атак любого рода на плюралистические, поликратические и федеративные причины разобщения какая-либо критика того независимого политического статуса, каким обладала армия, тщательно устранялась. Фундаментальные права отвергались как несовместимые с демократической философией, в то время как фундаментальные права собственности и равенства приобрели такую широту и глубину, какой они никогда ранее не обладали.