Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг.

Логическим результатом этого преднамеренного маневра было требование сильного правительства, достигшее кульминации в лозунге: «Вся власть президенту». Президент, как утверждалось, — это истинно демократический институт: он избирается народом. Как единственная подлинно нейтральная власть, как посредник он должен иметь законодательные и исполнительные полномочия, сконцентрированные в его руках. Президентская нейтральность — это не просто бесцветность, но истинная объективность, возвышающаяся над мелкими ссорами множественных интересов, публичных организаций и провинций.[86]

Лежащим в основе настроением был десизионизм Карла Шмитта,[87]

требование действия вместо размышления, решения вместо оценки.

Десизионизм основывается на своеобразной, еще весьма привлекательной доктрине о природе политики, сильно похожей на революционный синдикализм Жоржа Сореля. Политика, заявляет Шмитт, это отношение друга к врагу. Враг — это в конечном счете любой, кто должен быть уничтожен физически. Любое человеческое отношение может стать политическим в определенном смысле, так как любой оппонент может стать врагом, подлежащим уничтожению. Новый Завет указывает, что следует любить даже врага, но это указание относится только к частному врагу, inimicus, а не к публичному врагу, hostis

[88] Это учение о грубой силе в его наиболее поразительной форме, направленное против любого аспекта и акта либеральной демократии и против всей традиционной концепции верховенства права.

Противоположные теории либо не пользовались влиянием, либо играли на руку антидемократическим тезисам. Коммунисты, например, отвергали конституцию как завесу над капиталистической эксплуатацией и как политическую сверхструктуру экономики монополистического капитализма. В действительности веймарская конституция ничего не скрывала. Ее компромиссный характер, торговля интересами, независимый статус республиканской бюрократии, открытая политическая роль судебной власти были совершенно очевидны. Конституционная теория и практика разоблачали слабость демократических сил и силу их оппонентов. К тому же они показывали, что веймарская конституция обязана своим существованием гораздо больше терпимости ее врагов, чем силе ее сторонников. Отсутствие какой-либо приемлемой конституционной доктрины, даже если бы она была простым камуфляжем и чистой фикцией, а также последовательный публичный характер антагонизмов как раз и были теми факторами, которые обеспечили переходную конституцию и предотвратили формирование прочной законности.

Социалистическая конституционная теория была не в состоянии развить специфически социалистическую доктрину. Она соглашалась с Карлом Шмиттом в осуждении веймарской конституции за отсутствие в ней решимости.[89] Она даже не предоставляла конституции свойство компромисса, но утверждала, что несовместимые интересы и позиции остаются рядом друг с другом без какой-либо интеграции. Любая конституция, принятая в поворотный момент истории, рассуждали социалисты, должна заявить о программе действий и установить новый порядок общества. Поскольку веймарская конституция не имела своих собственных целей, она допускала любую мыслимую систему ценностей.

Их разрушительная критика требовала от социалистов новой формулировки системы ценностей веймарской демократии. Поэтому они выдвинули учение о социальном Rechtsstaat,

которое сочетало наследие гражданских прав, правового и политического равенства с требованиями коллективизма.[90] Подчеркивая конституционные положения об обобществлении промышленности и о признании профсоюзов, они требовали принятия экономической конституции, которая обеспечит равную долю трудового представительства. Социальный Rechtsstaat был, таким образом, рационализацией трудовых требований о соответствующей доле участия в политической жизни нации. Как политическая теория, она была общепризнанно переходной (наряду с соответствующим учением об экономической демократии), так как социальный Rechtsstaat мыслился просто как первый шаг к полностью социализированному обществу. И она имела такой же незначительный эффект, как и вся остальная социал-демократическая и профсоюзная политика.