Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг.

Родство этой героической фигуры с национал-социалистической идеей очевидно. Более того, именно Георге возродил термин Третий рейх

(его последнее произведение и, по иронии судьбы, одно из самых слабых, называлось «Новый рейх»). Для него тем не менее это понятие было исключительно культурным. Оно не подразумевало установления прусской гегемонии над Европой. Когда дело дошло до окончательной проверки, Стефан Георге не принял национал-социализм. Он уехал из Германии в Швейцарию в сопровождении близкого друга, поэта Карла Вольфскеля, еврея. Он никогда не возвращался. Перед смертью в Локарно в 1935 г. он, согласно одному свидетельству, взял со своих друзей обязательство не допустить, чтобы его тело было возвращено в национал-социалистическую Германию.

После Георге немецкие сочинители все больше и больше увлекались идеей Третьего рейха. Мёллер Ван ден Брук приспособил ее к потребностям нового германского империализма.[313]

Хотя он и настаивал, что «непрерывность немецкой истории» не должна быть забыта в программе Третьего рейха, Мёллер Ван ден Брук не может быть должным образом включен в один разряд со сторонниками возрождения имперской идеи. Он был, скорее, самым выразительным представителем новой теории социального империализма.

После публикации в 1938 г. посмертной работы Кристофа Стединга «Рейх и болезнь европейской культуры»,[314]

с предисловием Вальтера Франка, президента института истории новой Германии, представление Стефана Георге о Третьем рейхе было полностью пересмотрено. Стединг руководствовался почти патологической ненавистью к культуре и «нейтралитету». Его книга — это всесторонняя атака на знание, образование и интеллект, на бесконечную «болтовню» демократии. Есть реальность — рейх — которая сильнее любой философии или теории. Любые культурные достижения, которые не признают имперскую идею, должны быть отвергнуты как ничего не стоящие и часто опасные. И поэтому, убеждает Стединг, неполитическая культура — это чуждое заимствование от нейтралов, нейтралы должны разделять бремя. Нейтралитет означает отказ от политических решений. Нейтрал рождается фарисеем; подобно рекламному агенту он протестует против варварства рейха и отказывается от собственной культуры. (Для нейтрала) не является добродетелью стоять на обеих ногах. Добродетель для него — хромать на обе ноги».

Книга Стединга, таким образом, воспринимает всю европейскую культуру как гигантский заговор против рейха и его предназначения. И ее враждебность к рейху — это болезнь европейской культуры. Историки культуры — такие люди, как швейцарец Якоб Буркхардт или голландец Хейзинга — враги; они спорят о застольных манерах и истории рейха с одинаковой серьезностью. Разве не сводил Буркхардт само государство к «простому произведению искусства, к простой нейтральной форме своей бесконечной концентрацией на интимных вещах, на внутренних процессах, а не на политике? Наряду с историками культуры, с Ницше и скандинавскими драматургами, Ибсеном и Стриндбергом, ненависть Стединга направлялась, в частности, и против сторонников диалектической теологии (Барта, Овербека, Тюрнейзена, Бруннера, Кьеркегора). «Планы Юнга и Дауэса, — писал он, — банк международных расчетов и диалектическая теология Карла Барта — это одно и то же». Такая сокрушительная критика позволяет только молчать. В конце концов культура нейтралов — это не только культура двойственности и посредственности, это также и культура уклонения. Иными словами, быть нейтральным — значит уклоняться от всего, что важно для рейха.

Только сильный рейх может гарантировать реальность Германии и Европы, может гарантировать, что «английский генеральный консул не будет поступать так, как ему понравится, с такой страной, как Норвегия». Только рейх может восстановить присущий науке признак — объективность. Под объективным имеется в виду политическое, так как только таким образом наука живет жизнью «полиса, государства, рейха». Этот рейх, правда, основывается на традиции Священной Римской империи; как политической реальности тем не менее, а не как культурной идеи. Неудивительно поэтому, что Стединг принижает Стефана Георге и Мёллера Ван ден Брука до философии Второго рейха. Они недостаточно едины с реальностью Третьего рейха. Даже такой национал-социалист, как психолог Юнг (не упоминая о Ницше), обвиняется в дуализме своего мышления.

Как раз то, что сам Стединг имел в виду под рейхом, совершенно туманно. Поскольку книга была издана в 1938 г., редактор Вальтер Франк осторожно заявляет в предисловии, что Стединг «обеспокоен не пересмотром политических границ, а пересмотром духовных горизонтов». Это очевидное искажение, ведущее свой род от столь же очевидных мотивов, могло бы быть отвергнуто Стедингом как интеллектуальная бессмыслица. Как раз включением в Германию Европы, или по меньшей мере древних территорий Священной Римской империи он в высшей степени и обеспокоен.