Беги, Алиса!

– Больше на мясорубку похоже, – ответила я и вновь потянулась к нему. – Это Захаров с тобой сделал?

Сергей схватил меня за обе руки и уставился прямо в глаза. Я выдержала взгляд, чувствуя, как горячи его пальцы.

– Зачем ты приехала, дуреха? – спросил он с отчаянием. – Неужели ты думаешь, что сюда можно вернуться просто так? Просто приехать, будто ничего не было?

Я, не зная, что ответить, поднялась с пола, подвинула старый табурет и села напротив. Я взяла его за руку, чувствуя, как душу захлестывает холодной волной отчаяния и жалости: к нему, к себе, а в голове бьется малодушная мысль, что я совершила ошибку. Ничего уже не исправить, ничего не вернуть, и ничего не будет как прежде. На что я надеялась? К чему этот широкий жест? Не зная, что ответить, я отвела взгляд, пережив секунду обморочного страха, и он сразу почувствовал перемену моего настроения.

– Как ты жила все это время? – спросил Сергей. Я пожала плечами и уклончиво ответила:

– По-разному. То хорошо, то так себе.

Он сжал мою руку так, что кольцо врезалось в палец. Я охнула.

– Даже так? – холодно спросил он. – Я смотрю, кольцо на пальце. Замуж вышла? Поздравляю.

Я осторожно вытянула руку и покачала головой:

– Да особо не с чем. Мой муж мертв.

Он откинулся на спинку и посмотрел с недобрым прищуром, а я сразу вспомнила, что передо мной мужчина, с которым не стоит шутить.

– Интере-е-сно, – протянул он. – Как-то не везет мужикам рядом с тобой. Хотя бы на меня посмотри.

Он хохотнул, хотя было видно, что никакого веселья не испытывает, как и я. Мы сидели под этой дурацкой лампочкой, бросающей резкий свет на головы, на виду у любого желающего поглазеть на нас сквозь грязную тюлевую занавеску. Чувствуя себя виноватой, я тем не менее взмолилась:

– Сереж, не надо так со мной…

– А как надо? – разозлился он. – Я, Алиса, ходить не могу уже восьмой год. На коляске езжу. Пенсия у меня по инвалидности, знаешь сколько? Десять пятьсот с этого года, шик-блеск-красота!

Он поднялся, рывком, держась за спинку дивана, поднял костыли, протянул свое немощное тело к окну, где валялись сигареты, закурил и свирепо выдохнул дым в открытую форточку. Скорчившись на табуретке, я опустила голову, слишком раздавленная, чтобы как-то реагировать.

Сергей покосился на меня от окна, а затем, не выдержав, рявкнул:

– Что ты молчишь?

– Я не знаю, что сказать, – вяло ответила я, помолчала, а потом меня прорвало, и с каждым новым словом сдерживаемая истерика начала выплескиваться наружу, поглощая все вокруг, и было безразлично, услышит ли меня еще кто-то, кроме чужого мужчины, так давно обиженного мною. – Я вообще не знаю, как себя вести в такой ситуации! Я не знала, что с тобой, несколько лет, каждый день приходила в кафе в Леваллуа Перре и ждала, надеялась, что ты придешь. Ты прав, конечно. Рядом со мной все мрут, как мухи: мужья, друзья, родственники. Это как чума какая-то, а я – носитель вируса, потому что со мной-то ничего не делается, вот она я! Вот она я!

Я взвилась с места. Сергей неуклюже шагнул от окна, уронил костыли и повалился бы на пол, но я его удержала, а затем мы оба упали. Я разрыдалась. Прижав мою голову к своему плечу, Сергей зашептал горячими губами:

– Не кричи. Успокойся.

– Да не могу я успокоиться, – всхлипнула я, вцепившись в его одежду и бормоча нечленораздельные признания, не понятные даже мне самой. Он слушал, гладил по волосам, шептал какую-то чушь, как маленькому ребенку, а я все плакала и плакала и никак не могла осушить эти соленые реки, что прорвались сквозь тщательно выстраиваемую несколько лет плотину.

– Ну, не плачь, моя дорогая, не плачь, – шептал он. – Ты здесь, ты жива, и это значит, что ты как-то выкручивалась эти годы, и выкручивалась хорошо, раз тебя не нашли. А они искали, и очень серьезно. И поэтому я хочу, чтобы ты сейчас просто ответила мне на вопрос: зачем ты приехала?

Я подняла глаза и ответила как есть, потому что иных слов в голову не приходило:

– Я приехала за тобой. Потому что должна была.

Его суровое покореженное лицо потеплело, и он сказал с ласковым сожалением:

– Дура.

– Дура, – покаянно согласилась я. – Но еще большей дурой была бы, если б так и осталась сидеть там, гадая, жив ты или нет. Я столько лет ночами не спала и думала, что с тобой, как связаться? И ведь некому было позвонить, спросить. Все так быстро произошло, мы не договорились никак, не оставили контактов, адресов…

– Да хорошо, что не оставили. Может, это тебя и уберегло, – серьезно сказал Сергей, а потом вдруг спохватился: – Ты же голодная, наверное? Погоди, я тебя сейчас покормлю. Хотя с хавкой у меня так себе, никаких тебе устриц и омаров, или к чему ты там привыкла во Франции? К лягушкам?

– Да успокойся, я в состоянии сама все приготовить, – рассмеялась я сквозь всхлипы, которые от этой бытовой ситуации сразу выключились. – У меня там есть кое-какая снедь в машине. Я сейчас, я принесу, я…