Беглая княжна Мышецкая

– Хорошо, Лушенька, сделаем, как ты советуешь, – охотно согласился Михаил Хомутов, направляя своего коня вслед за конем княжны. Они быстро покинули тракт и углубились в лес, чутко прислушиваясь, не объявятся ли поблизости вражеские конники. Драгуны проскакали мимо, когда от большака до беглецов было уже более ста саженей, и за плотной завесой деревьев, которые не совсем еще лишились летней одежды, не приметили трех всадников, бережливо уходящих к югу, в сторону Уреньского городка, но значительно восточнее проезжей башни. Иногда с порывами ветра с той стороны доносились разрозненные или залповые выстрелы, изредка палили пушки, а людские крики, ржание коней почти заглушались вороньим гомоном над головами всадников.

– Держится еще наш друг атаман Ромашка, – негромко проговорил Михаил Хомутов, а в голосе княжна Лукерья уловила нескрываемое сожаление, что в такую роковую минуту его нет рядом с товарищами. Зато объявилась милая Лушенька! Он посылал верных друзей в Синбирск спасти ее – и такая горькая неудача вышла из этой затеи: погиб наипервейший друг Никита Кузнецов! А Лушенька вдруг нежданно-негаданно сама объявилась! Угадать бы такое наперед, и был бы Никитушка жив-здоров рядом, всегда готовый подставить плечо и прикрыть спину в любой сабельной рубке, как это и было прежде не один раз за долгие годы стрелецкой службы… Кабы знать, где упасть! Вот крадутся они глухой тропинкой в чужом лесу, а вон за тем, справа от них упавшим деревом, быть может, затаился десяток стрельцов с ружьями! И в сторону не метнешься – заросли не пустят!

– Кажется, обошли холм, – подал голос ехавший впереди Еремей. – Вона, видите, сквозь ветки светлеется опушка. Будем выходить?

– Господь с тобой, Ерема! – отозвалась за сотника княжна Лукерья. – Надо проехать ближе к реке, я там в овражке оставила Дуняшу и двух коней на привязи. Ежели драгуны на нее наткнулись – пропала девка, а ежели нет, она там ждет меня.

– Отчаянная ты, княжна Луша, и нет конца моему восхищению, – покачивая большой головой, проговорил Еремей, бережно отводя руками встречные ветки, которые простирались над тропинкой. – Скажи, как удалось уйти от воеводы Борятинского? Да еще и в этом казацком наряде? Будто волшебное слово знаешь, как птицей обернуться да из терема через окошечко вылететь на волю!

– О том долгий сказ, братка Ерема! – с печальным вздохом отозвалась княжна Лукерья. – Вот ежели счастливо выберемся из нынешней беды, тогда и повспоминать можно будет. А более того, поразмыслить о том, как далее жить, потому как… почувствовала я днями, – княжна Лукерья прервала себя на полуслове – впереди и правее послышалось призывное конское ржанье, конь под княжной встрепенулся, отозвался коротким ржаньем.

– Узнал конь своих, – обрадовалась княжна, повернулась назад, где ехал Михаил Хомутов, продолжая все так же внимательно смотреть по сторонам и слушать все подозрительные звуки леса. – Дуняша там ждет нас! Поди, извелась до крайности, столько времени меня не было.

– Не наскочить бы на стрелецкую засаду поблизости. Вдруг надумают девицу твою использовать как приманку? Охотники на уток довольно часто так поступают! – забеспокоился Михаил. Теперь, когда Луша рядом, такая знакомая, близкая и в то же время чем-то неузнаваемая, он начал переживать за нее еще больше. Знал, что если теперь отчаянная беглая княжна Мышецкая вновь попадет в руки воеводы Борятинского, так просто оправдать свое появление на поле боя в казацком наряде будет нелегко – многие видели, как она секлась с драгунами, да и тот молодой драгун без кисти наверняка огласит ее перед воеводой…

– А вот мы сейчас все и разведаем, – приглушив голос, ответил Еремей Потапов, останавливая коня. – Вы тут побудьте малое время, вот у этого древнего дуба, а я пеши прокрадусь. И в самом деле, от воеводы Борятинского всякую пакость можно ожидать, три ежа ему под зад, чтобы слаще спалось! Ежели ваша подружка там – вместе воротимся, а случится мне наскочить на московских стрельцов, уходите без промедления. И Бог вам в защиту, а я живым в руки не дамся!

Михаил видел, что спорить с Еремеем – зря время терять. Прислушиваясь к шуму боя у засечной черты, он лишь кивком головы дал согласие на уход своего друга, а когда тот слез с коня, негромко напутствовал его:

– Поостерегись там, Ерема… Горько будет и тебя еще терять, вслед за Никитой. – Карие глаза сотника опечалились, когда он вспомнил о верном друге и глянул на княжну Лукерью, которой Никита был так же дорог, как и ему.

– Господь не выдаст, воевода не съест, несмотря на его волчий аппетит, – отшутился Еремей, подмигнул княжне выпуклым серым глазом, прищурив левый, отчего его широкое в оспинках лицо приняло плутоватое, как у скомороха, выражение. Он неспешно проверил оба пистоля – на полках ли пороховой запал, не просыпался ли от скачки по проселочной дороге, вынул из ножен саблю и уверенно пошел через кусты в ту сторону, откуда донеслось конское ржание.