Беглая княжна Мышецкая

– Да, Еремка, жаль, твоя правда. Созвали бы друзей, закатили бы пир, как ты говоришь. А теперь вот ломаю голову, как Лушу и своего будущего сына Никитушку от беды уберечь.

– Никитушку? – Еремей поначалу не понял, о ком идет речь, потом смекнул, лицо в оспинках слегка побледнело, и он одобрительно кивнул головой. – Хорошо решили вы с княжной, Миша! Пусть так наш друг Никита останется рядом с нами!

– Что присоветуешь, Ерема? Водить Лушу за собой по сражениям? А вдруг сызнова попадет в руки московских стрельцов? Могут не поверить, что княжеская дочь, без разбирательства повесят как бунтовщицу!

– Не годится такое решение, Миша! – тут же прервал его размышления Еремей. – Не бабье это дело, носиться с саблей по полям, тем паче, что княжна Луша теперь не праздна.

– Так куда же ей теперь? – Михаил пожал плечами. – В Самару – так там не сегодня-завтра появятся стрельцы воеводы Милославского! То-то ему будет в диковинку увидеть княжну Лушу в Самаре, а не в Москве, куда он ее спроваживал!

– Княжне Луше надо ехать домой! – твердо заявил Еремей. – Домой, и там рожать Никитушку. А наша судьба, Миша, по волжской воде вилами писана – кто может прочесть? А случись уцелеть нам – тебя в Самаре никто не ждет, кроме катов из Разбойного приказа.

Михаил в ответ на здравые рассуждения Еремея только и смог сказать с благодарностью:

– А ведь ты прав, Ерема! Светлая у тебя голова! Так и сделаем. Луша, подите сюда с Дуняшей!

Княжна Лукерья за руку подвела Дуняшу к дубу, у которого разговаривали Михаил и Еремей, внимательно посмотрела в глаза мужчинам, о чем-то догадываясь, спросила, готовая заранее возражать.

– Замыслили нас спровадить в какое-нибудь схоронное место, чтобы мы сидели там тише самой перепуганной мышки, а сами в угон за атаманом Ромашкой пуститесь? Я дала себе слово, Михась, что более я тебя одного не оставлю – куда игла сунется, туда и ниточка протянется! Чтоб я еще заглазно переживала…

– Успокойся, моя княгинюшка, – Михаил ласково погладил ее по плечу, ощутив ладонью теплую ткань казацкого кафтана темно-синего цвета. – Не о том речь. Надобно теперь думать о Никитушке! Как нам сберечь его да взрастить крепким казаком! Вот Ерема и говорит – на Самару в мой дом возвращаться негоже, там князь Милославский тебя живо сыщет. Стало быть – надо ехать к твоему родительскому дому, там и рожать Никитушку! Как тебе такое решение, а? – и пытливо посмотрел княжне Лукерье в глаза, с тревогой ожидая ее ответного слова, от которого зависит вся их дальнейшая судьба: гнаться ли в неведомые края за отступившим атаманом Ромашкой или тайными тропами пробираться в родное поместье…

У княжны Лукерьи глаза округлились и даже цвет как-то враз сменился со светло-синих на серые, словно вечерним туманом их покрыло, так поразили ее нежданные слова Михаила.

– Домо-ой? Да ведь я – беглая монашка! Меня сызнова ухватят и запихают в монастырскую келью, как курицу-наседку в плетеное лукошко, чтобы своего гнезда впредь не покидала!

– А кто наверняка знает, что ты беглая своей волей? – тут же нашелся что возразить Михаил, решив во что бы то ни стало уговорить княжну вернуться в родовой дом. – Сколько случаев было на Руси, что и умыкали девиц персидские и иные тезики, силой увозили в басурманские страны! По той причине и твои горести-приключения, покудова не выбралась с казаками из Персии. На том и стой, отказывайся сызнова возвращаться в келью… Оттуда мне тебя будет ох как трудно выкрасть!

– Я скорее соглашусь превратиться в сухую муху с голоду, чем снова поселиться в келье под строгим присмотром монашек, – твердо заявила княжна Лукерья и с тревогой не за себя, а за мужа спросила: – А ты, Михась? Как ты найдешь нас, когда кончится эта война и наступит чей-то гибельный крах?

Михаил задумался, даже пальцем потер морщинистый лоб, карие глаза наполнились тоской нового расставания, но Еремей Потапов нашелся, что присоветовать:

– А так и найдет, что сам проводит тебя до родительского дома! Неужто можно вас с Дуняшей отпускать одних сквозь всю Россию, где за каждым кустом беда затаилась? А согласится Миша, так и я рядом поеду, – и от того, что он придумал такое простое решение, у Еремея на полных губах заиграла добродушная улыбка. – А тетушке твоей, которая спровадила тебя в монастырь, скажи такую правду: что и колокол в церковь людей сзывает, да сам в церкви не бывает! Так и тетушка твоя ненаглядная! Пожелаем ей три ежа… под одеяло, – со смехом добавил Еремей и подмигнул Луше, улыбнувшейся его шутке. Княжна Лукерья просияла лицом – ей такое предложение Еремея пришлось по сердцу, но Михаил, недолго раздумывая, решил несколько иначе: