Легкий хруст за спиной заставил княжну Лукерью вздрогнуть, как будто над головой тарарахнул невесть откуда налетевший гром. Быстро обернувшись, увидела: во входном проеме шалаша над спящим Михаилом склонилась темная фигура, а в правой руке, занесенной над головой, зловеще красным отблеском костра полыхнула кривая сабля. Еще миг…
– Гад! – взвизгнула княжна Лукерья и вскинула пистоль. Ее неожиданный окрик на долю секунды задержал роковой удар, и тут же под тесным сводом шалаша грохнул выстрел. В пламени короткой вспышки, совсем близко, в каких-то трех шагах, мелькнуло белое лицо драгунского ротмистра, отчаянный вскрик и глухое падение тяжелого тела на вытоптанную у шалаша траву.
Михаил вскочил, словно подброшенный с земли дьявольской силой, шапка слетела с лица, а в руке тут же взвизгнула вырванная из ножен персидская адамашка.
– Кто здесь? Кто стрелял?
Из шалаша первой проворно вылезла княжна Лукерья, а за ней и перепуганная до смерти, со сцепленными на груди руками Дуняша.
– Бо-оже мой! Он убит? – Дуняша пыталась склониться над телом князя Трофима, но боялась подступить к нему ближе, чем на сажень, а потом и вовсе отпятилась за спину своей госпожи.
– Луша, что случилось? – воскликнул Михаил, со сна не в состоянии сразу разобраться, кто стрелял и почему у входа в шалаш лежит без движения драгунский ротмистр. Потом увидел рядом с телом отброшенную в сторону обнаженную саблю, а в руке жены пистолет со спущенным курком. И жуткая догадка поразила голову: – Он подступил ко мне с саблей, чтобы убить? Так, Луша?
– Да, Михась… Поначалу он скрылся вон в тех кустах… – собираясь с мыслями, не менее других потрясенная случившимся, начала объяснять княжна Лукерья. – Я побоялась, а вдруг он надумал увести наших коней? И пробралась к тыльной стороне шалаша, проделала дыру… А сей изверг обошел поляну обочиной, подкрался к тебе сбоку, незамеченным через дверной проем… Наверно, опасался, что кто-то из нас тебя стережет и приметит идущим от костра прямо…
– Ну что за люди! – Михаил в горести покачал головой, убрал адамашку в широкие ножны. – Только что по сумеркам делил с нами хлеб-соль, поведал о своем родственнике, воеводе Исае Квашнине, который всего-то три года назад держал оборону в Новгороде Северском от казаков гетмана Брюховецкого, союзника польского короля. Города врагам не сдал, а при штурме самолично срубил более десяти казаков-изменщиков, пока не был убит пулей из мушкета.
Медленно, словно опасаясь подвоха, княжна Лукерья опустилась на корточки перед телом, перевернула с живота на спину и тут же выпрямилась, взяла Дуняшу за плечи и повернула служанку лицом к шалашу.
– Не надо смотреть, голубушка… там страшно, – и к Михаилу: – Михась, этот драгун опознал тебя по сыскной сказке от воеводы Милославского и посылал с постоялого двора Демьяна посыльщика к пронскому воеводе, чтобы тот спешно слал нам в угон десяток ярыжек князю Квашнину в подмогу… А тут видит, что подмога отчего-то замешкалась, а может, и вовсе не будет таковой, решил самолично убить тебя и голову предъявить к опознанию в Синбирске.
– А… а как ты о том узнала, Луша? – Михаил этими новостями был поражен не менее, чем видом убитого ротмистра. – И почему мне не сказала? Я бы с ним живо разобрался!
– Потому и не сказала, чтобы ты на людях с ним не устроил поединка! А узнала об этом Дуняша, случайно подслушала разговор ротмистра с Демьяном, когда князь велел ему послать Луку в Пронск к воеводе с изветом на тебя.
– И что же? Лука был у воеводы? – с волнением спросил Михаил. – Нам ждать погони?
– Нет, Михась, я не пропустила Луку в Пронск, а вот Демьян оказался тоже сведущ о тебе. День прождет, а там забеспокоится, куда делся его половой и почему нет ярыжек из Пронска.
Решение пришло почти в одну секунду, Михаил огласил его:
– Не успеет побеспокоиться! Я еду… поговорить с ним!
– Михась, ты… убери его от шалаша, хотя бы в те кусты у речки, Дуняша боится.
– Твоя правда, надо его убрать с глаз подальше на всякий случай! – Михаил подхватил тяжелое тело под руки и волоком оттащил его поглубже в кустарник, прикрыл архалуком.
– Побудь пока здесь, князюшка. Ворочусь – поговорим! – вернулся к женщинам, объявил: – Я беру поводного коня, Луша. А вы сидите здесь тихо, костра не жгите – ветер в сторону тракта, кто-нибудь может учуять костер, налезет сюда.
Отговаривать мужа было бесполезно, да княжна Лукерья и сама отлично понимала, что Демьян непременно огласит сотника Хомутова, и тогда от сыска уже не уйти будет! Сказала только на прощание:
– Будь трижды осторожен, Михась!
– К утру я буду у Демьяна… квас пить! Ждите! – ответил Михаил, вскочил в седло, на поводу взял коня Луши и быстро поехал по заросшей дороге к тракту.
Перекрестив мужа в спину, княжна Лукерья воротилась к шалашу, где на рядне у входа сидела Дуняша, и руки у нее мелко подрагивали от испуга, который все еще не проходил.
– Князь мертв? – только и спросила она, подняв глаза на госпожу, словно ждала от нее отрицательного ответа.