Беглая княжна Мышецкая

– О том и речь не веди, холоп! Непонятно мне, чего же хитрил князь Иван Богданович, почему не сковал меня, а отпустил одну?

Было видно при свете луны, как усмехнулся Алешка, глядя снизу в глаза княжны.

– Как же одну? А нешто я не следил за вами? Да вот только недооценил твою ловкость, княжна Лукерья, ох, как недооценил! Не будет мне прощения от воеводы, сгонит со службы! А нешто этот драгун, что примчал гонцом из Москвы, не прислан от князя Борятинского по прежде посланной просьбе об особо доверенном человеке, чтобы встретить в обозе опасного разинского человека и чтобы под крепким караулом свезти тебя, княжна, в Разбойный приказ для крепкого по тому доносу спроса?

– Мой дружок детства Филипп – и мой тайный страж до ворот Разбойного приказа! – чуть не закричала в негодовании княжна Лукерья. – Как верить после этого людям? И кому верить?

– На драгуна не греши, он не знал, кого ему надо будет караулить, – сделал попытку смягчить на всякий случай сердце княжны Лукерьи Алешка. – Только увидев тебя в возке, опознал и был до крайности обескуражен. Это он мне сам сказывал, когда ты ужинала у князя Юрия Никитича… Утопший пить не просит, княжна, виновен я не своей волей, возьми то в мое оправдание, а по службе… Что со мной сделаешь? Предашь смерти или живым дашь уйти? Отпусти, Христом Богом прошу. Ворочусь к князю Юрию Никитичу и скажу, что во тьме не сыскал вас с Дуняшей.

Княжна Лукерья думала недолго.

– Спущу, как за Урень-реку уйдем, – пообещала она бывшему возчику, а по сути тайному доглядчику князя Милославского. – Давай руки за спину, твоим же кушаком повяжу, чтоб не было соблазна кулаками махать. Как сатане не гулять в раю, так и наемному доносчику не видать царствия небесного! Подлая у тебя душа, Алешка, за тридцать копеек готов предать любого человека. Неужто совесть не мучает тебя по ночам?

– А неужто стрельца мучает совесть, что он на сражении не знаемому ему человеку бердышом голову сносит? Служба, скажешь? Тако и у меня служба, а дело ката пытать, насколь тот человек виновен перед государем.

– Помолчи, шиш[27]

проклятый, научился у подьячих языком ловко молотить! Сказано – давай руки, а то еще раз по темени тюкну пистолем!

– Ого! – сквозь зубы выдохнул Алешка. – И вязать узлы ты мастерица! Не всякий конюх так вожжу узлом закрутит!

– Вставай и иди впереди меня, – княжна Лукерья для пущей острастки легонько ткнула кинжалом в спину возницы. – Дуняша, поди, заждалась и дрожит со страху у реки, лягушек боится. Да не гомони сильно, стрельцы караульные всполошатся!

Дуняшу нашли у большого куста калины, в десяти шагах от реки. Противоположный берег был высокий, а этот гораздо положе.

– Надобно брод поискать, – решила княжна Лукерья, сделала знак рукой девушке, а воеводского доглядчика толкнула рукой в спину, – идем вверх по течению. Проезжая дорога укажет, где мужики на телегах переезжают через Урень. Видишь, Дуняша, какая лисица за молоденькими курочками через кусты кралась. Думал шиш воеводский во тьме блин языком слизнуть, да мазнул по пустой сковородке раскаленной! Не так ли, Алешка?

Бывший возница не счел нужным что-то говорить на высказывание княжны, молча пошел впереди, в горестном раздумье опустил голову, опасаясь споткнуться, чтобы не упасть лицом на землю из-за связанных за спиной рук.

Осторожно прошли шагов двести, прибрежный лес расступился, и поперек реки оказался проезжий тракт с небольшим горбатеньким мостиком из бревен и с жердями по бокам, чтобы ненароком не свалиться в воду. Княжна Лукерья снова подтолкнула Алешку, чтобы шагал вперед быстрее, не сдерживал шага.

– За мостом отпустишь? – напомнил княжне Алешка. – Обещала же!

«Боится, что проткну горло – и под мосток», – догадалась княжна Лукерья, она и в самом деле все еще не решила окончательно, как ей поступить с княжеским доглядчиком. – «Спустить – огласит, что и в самом деле сошла своей волей к Михасю. Убить – рука не поднимается на безоружного… Взять с собой в стан походного атамана Ромашки? Пожалуй, так будет надежнее», – решила княжна, а когда были уже у самого мостика, от опушки на противоположной, в сторону воинского лагеря, части леса негаданно послышался скорее растерянный, нежели суровый окрик:

– Эй, мужик! А ну стой! Куда это ты своих баб на ночь глядя погнал? На выпас, что ли?

Пискнула от испуга Дуняша, Алешка со связанными руками дернулся в сторону от моста, а в голове княжны Лукерьи быстрее молнии пронеслась догадка: «Дозорные! Постреляют нас, словно куропаток, на открытом месте!» – Не успела она решить, что же ей делать, как ярыжка воеводский завопил во всю мочь:

– Стрельцы! Это воровские подлазчики! Ловите их!

Секундное замешательство княжны Лукерьи прервалось криком от опушки леса:

– Ого! Кузьма, пальнем по ворам!

Два выстрела слились почти воедино. Дуняша брякнулась на бревна со страху, а воеводский доглядчик резко откачнулся назад, сделал на непослушных ногах два-три шага и упал навзничь – стрелецкая пуля пробила ему грудь, на кафтан хлынула кровь.

– Кузьма-а, ты в кого попал, а? Живо за мной!