- Я не говорю с васичу, - подтвердил Хения. - О чем с ними говорить? Я слышал от них много слов, но ни одно из них не было словом правды. И я не говорю с женщинами бледнолицых. Их разговоры, что птичьи крики - пусты, бесполезны и утомительны. Слова они ценят больше чем дела, потому что не способны их увидеть. Я знаю лишь одну женщину, которая выбрала тропу дел, а не пустых слов. Она живет по законам своего сердца и отдает лучшее, что у нее есть, оставляя себе худшее не из-за страха и не из-за того, что так надо, а потому что она такая. Она вытащила из моего сердца жало ненависти.
Белая безучастно слушала его правильную английскую речь и, вдруг, до нее со всей ясностью дошло, что ведь тогда он понимал все те гадости, что она ему наговорила. Девушка импульсивно прижала ко роту ладонь, выпустив в нее испуганный и растерянный возглас. И так как он смотрел прямо в ее пунцовое от стыда лицо, через силу выдавила:
- Прости.
- Если ты просишь прощения за "грязного дикаря", "надоедливую свинью" и "вонючего краснокожего", то я принимаю их. Хотя так может ругаться скво, а не белая леди. Ешь, - протянул он ей рыбу, подняв ее с углей.
- Спасибо, - прошептала все еще пунцовая Белая и сразу же занялась рыбой. Что бы скрыть смущение она сосредоточенно выбирала кости из ее мяса, тогда как индеец, ел рыбу вместе с костями.
За этим занятием она немножко успокоилась, тем более, что индеец кажется больше не сердился на нее. Доев рыбу, девушка взяла котелок и пошла к реке, где зачерпнула воды и вымыла руки.
Вернувшись, она занялась варкой кофе, не обращая внимания на вождя, чем немного озадачивала его. Он знал, дай женщине повод поговорить и она будет трещать не закрывая рта, точно священная погремушка в руках у одержимого шамана. Это лишний раз убеждало в том, что Белая необычная девушка, как и утверждал Серая Сова, и она либо предпочитает сама искать ответы на свои вопросы, либо упрямо не желает разговаривать с дикарем. Последнее заметно задело его и это тоже сильно удивляло, как и его желание поговорить с ней, и задать свои вопросы. Белая не была индианкой, и он не знал, как она отнесется к тому, что он ей просто прикажет говорить. Она была из тех женщин, которых бледнолицые зовут "дамами" и "леди" и носятся вокруг них, точно старая скво вокруг найденного тетеревиного яйца. Когда кофе сварилось, она кое-как слила его в кружку и протянула индейцу, но он взял котелок, оставив кружку Белой, ведь рукавов, которыми она перетянула его рану, у нее больше не было. Вождь, довольно ловко удерживая котелок в одной руке, уже допил свое кофе, но до сих пор не представлял, как подступиться к Белой с вопросами. В конце концов, поставив котелок на землю, он просто спросил:
- Что говорят белые о Хении?
"Ну и самомнение у него, - подивилась девушка, стараясь скрыть удивление. - Почему он решил, что каждый белый должен знать о нем?" И все же, как ни далека она была от политики, но и до нее доходили слухи с западных границ, которые она ловила, беспокоясь о судьбе Джеймса, и посчитала, что то, что говорили о других племенах, верно и для Хении. Для бледнолицых они все одним миром мазаны.
- Недоумевают, почему вы до сих пор сопротивляетесь, считая это с вашей стороны... не благоразумно, - Белая как могла, сгладила и смягчила те резкие высказывания, которое ей приходилось слышать в гостиных и форте об индейцах, не желающих идти в резервацию.
- Мы же дикари, - с жесткой усмешкой заметил Хения.
Белая отвела взгляд, стыд вновь жег ее щеки, хотя она понимала, что это был всего лишь мстительный выпад с его стороны.
- Я принял твои извинения, - уже мягче проговорил индеец, поняв ее смущение, и изумляясь своей вспышке. - Ты первая бледнолицая, извинившаяся за эти слова.
"Что ж, приятно сознавать себя хоть в чем-то первой" - усмехнулась про себя девушка.
Она встала и пошла к реке, отмываться от глины. Весь день они оставались на месте. Индеец все-таки дал перевязать свою рану, а Белой удалось высушить башмаки и одежду под жарким солнцем, пока индеец спал, а она сидела на берегу речушки. Потом дежурил индеец, весь вечер занимаясь какими-то веревками, а девушка, проведя бессонную ночь, отсыпалась у костра, завернувшись в одеяло. На следующий день, отдохнувшие, пополнив запасы воды и провизии, они двинулись дальше. Ехали молча, иногда вождь придерживая коня ехал рядом с ней, но Белую это только сковывало. Поднявшееся солнце пекло вовсю и девушка скинула ботинки, засунув их в седельную сумку и теперь с удовольствием ощущала, как босые ступни обвевал теплый ветер, он играл прядями ее длинных выцветших волос, гладил лицо. То что ее кожа покроется загаром, как у какой-нибудь фермерши, ее больше не волновало. В полдень они устроили привал в тени раскидистых лип от которых уже веяло медом. Костер разводить не стали, пообедали холодным жареным мясом.
- Саха-Сапа, - вдруг, нарушая молчание, проговорил Хения, показывая на горы к подножию которых они приближались. - Молись, чтобы духи гор оказались благосклонны к тебе, бледнолицая.