Белая

Белая молчала и когда он уже решил, что она не будет с ним разговаривать, неожиданно спросила:

- Ты действительно думаешь, погибнем мы или нет зависит от этого?

У него опять сжалось сердце, и он уже не знал, что с этим поделать. Ее слова причиняли ему боль, ее лицо причиняло ему боль.

- Ты хочешь умереть? - Тихо спросил он, опустив трубку, которую в это время курил.

- Как-то уже нет, - покачала головой девушка, глядя вдаль и давая ему возможность вдоволь насмотреться на нее. - Но тогда, я очень хотела убить себя, а у меня не получилось... Это духи? - Повернулась она к нему, взглянув на него прямо.

Хения взгляда не отвел.

- Ты сама ответила на свой вопрос, - бесстрастно ответил он.

Она вновь посомотрела в даль, не в силах объяснить тот клубок противоречивых чувств, что сплелся в ней. Там на холме, она жаждала убить себя, убить индейца, у нее была решимость и воля к этому, но... не получилось. Духи? Или ее, человеческая, воля столкнулась с Господней? Тогда каков будет конец ее пути?

- Как ты оказалась в том обозе? - спросил Хения.

Белая улыбнулась про себя, значит не одну ее искушали вопросы?

- Я ехала в форт к брату, - ответила она коротко, но оказалось, что этого было недостаточно.

- Зачем? - продолжал расспрашивать вождь.

- Отец умер, и я осталась одна. Мы с братом долго не виделись.

- Ты ехала к брату, чтобы он позаботился о тебе?

- Нет.

- Есть кто-то, кто заботиться о тебе?

- Я сама о себе забочусь, - и вспомнив, что индейцам этого не понять, добавила: - Деньги моих родителей заботятся обо мне.

Какое-то время Хения отрешенно наблюдал за поднимающимся из трубки дымом.

- Разве нет, кроме брата, мужчины, который хотел бы заботиться о тебе, когда деньги твоих родителей закончатся? - снова спросил он.

Белая удивилась, почему раньше никогда об этом не думала. Действительно, что будет если она, вдруг, потеряет все свое состояние.

- Женщина не может быть одна, - продолжал индеец. - Она должна принадлежать мужчине, чтобы тот кормил и защищал ее.

- В нашем мире не обязательно принадлежать мужчине, чтобы выжить, - пожала плечами девушка, чувствуя, как в ней поднимается протест от подобной зависимости. - Например, я могу стать учительницей и учить детей.

- Своих?

- Нет. Чужих.

Он недоверчиво взглянул на нее.

- У тебя нет своих детей, но ты хочешь учить чужих? Чему же ты сможешь их научить?

- Писать, считать, правилам поведения в обществе, говорить на других языках... - и Белая замолчала, чувствуя, как нелепо звучит все это здесь, в степи.

Индеец, прикрыв глаза, курил трубку, казалось, не слушая ее.

- Ты посылала брату говорящую бумагу? - Вдруг спросил он.

- Письмо? Да, конечно.

- Твой брат ответил на нее?

- Н-нет.

И пока индеец молчал, Белая не отрывала от его лица ждущего взгляда. Ведь не просто так он спросил об этом? Наконец он проговорил, по прежнему не глядя на нее:

- В год Серого Орла в месяц Сильной Стужи мы взяли форт что на востоке от реки Ривер. Длинные Ножи называют его фортом Дисс. Его защитники были храбрыми воинами и нам удалось взять форт хитростью, но даже видя, что для них все кончено, они не сдались, предпочтя смерть храбрых, жизни трусов. Мы помним и гордимся, что они были нашими врагами. В начале Месяца Распускающихся Листьев в форт вошел новый гарнизон. Если ты отослала говорящую бумагу в Месяц Когда Линяют Кони, то твой брат уже никогда не ответит на нее. Больше о тебе некому заботиться, Белая.

Он прямо посмотрел в ее затуманенные слезами глаза, вновь выдерживая боль, полоснувшую по его сердцу. Она не заплакала, не принялась рвать волосы и царапать лицо в исступлении, как это делали индианки в минуты горя, лишь посмотрела на него и сказала:

- Больше не хочу разговаривать с тобой, - и встав, отошла в сторону, сев к нему спиной.

Он дал сестре храброго воина предаться своей скорби, а потом они снова двинулись в путь и к вечеру достигли подножия Саха-Сапа. Развели костер, а после ужина, когда сидели возле него и смотрели на огонь, индеец сказал:

- Пауни ждут нас. Они знают, что мы идем в Священные Горы и сторожат все тропы к ним. Нам придется подниматься по этой скале.

Он не думал, что она ответит, потому что все время, после их последнего разговора, отворачивалась от него. Он снова стал ее врагом. Но Хения должен был сказать ей правду, и следуя кодексу чести, выказать дань уважения храброму воину. Скорей всего, как все бледнолицые, она этого не поняла, но сердцем он чувствовал, что ее горе было сильнее всех традиционных правил и обычаев. Она осталась одна. И как скоро появятся сильные решительные руки, которые будут защищать и беречь ее. Это начинало все больше беспокоить его. Пусть ее дух несгибаем, но он обитает в хрупком девичьем теле.

- Они посмеют убить нас в таком месте? - Все-таки спросила она, подтвердив, что у нее сердце воина и она умеет сражаться даже со своим горем.

- Эти жалкие койоты назовут это жертвоприношением, - презрительно усмехнулся вождь.

- Но откуда они узнали о нас? Им сказал тот несчастный которого они пытали в той рощице?