Читаем Белые волки полностью

ность группы. Шли к цели медленно, но упор-

но. Прежде чем ступить шаг вперед, тщательно

нащупывали место, — не зыбится ли. И только

убедившись, ступали полной ногой.

Ждали удобного случая перекинуть ра-

боту в войска. Еще больше ждали вестей от

Петрухина. Два месяца не слыхал о нем

Кузнецов.

Вдоль воинского поезда, отправляюще-

гося на фронт, ходит человек в коротком

полушубке, с небольшой корзиной в руках.

— Братцы, довезите, мне только две

станции доехать!

— Самим тесно. Вишь, друг на дружке

сидим!

— Да мне не надо места. Мне вот только

корзиночку всунуть куда-нибудь, а сам я

постою. Мне как-нибудь, братцы!

— А че у те в корзине -то, самогон

есть?

— Самогону нет, а получше есть. Поса-

дите, братцы!

— Посадить, што ль?

— Да куда его посадишь, на голову,

што ли?

— Два дня, братцы, на станции сижу,

никак выбраться не могу. Всего только два

пролета мне.

— Ладно, давай корзину. Сам прыгнешь,

как поезд отходить будет.

Человек в полушубке отдал корзину.

Бьет третий звонок.

— Эй, земляк, прыгай скорей!

Человек бежит рядом с вагоном.

— Я раздумал, братцы, я не поеду. Кор-

зиночку себе оставьте, поделите, что там в

корзине-то! «

— Спасибо, земляк, спасибо!

— Не на чем. Не заперта корзиночка.

Человек остановился, подождал, пока про-

шел поезд, и быстро пошел по путям.

Так деповской молотобоец Иван Кузне-

цов вручил первую партию прокламаций от-

правляющимся на фронт солдатам.

В газете кооператоров „Свет" появилась

статья „Гараж большевизма". Статья была пря-

мым доносом на земство, вокруг которого, по

словам газеты, начинали собираться больше-

вики. Ни одной фамилии названо не было.

В тот же день к председателю управы

пришли из контр-разведки.

— Что вы скажете о Расхожеве?

— Только то, что он прекрасный ра-

ботник.

— А о Мурыгине?

— Совсем ничего не скажу, он служит

у нас только две недели.

— Ничего подозрительного за ними не

замечали?

— Решительно ничего.

— О том, что они большевики, знаете?

— Не имею привычки осведомляться у

служащих об их партийности. От служащих

мы требуем работы.

— Разумеется, наша беседа не под-

лежит оглашению.

— Понимаю.

По уходе офицера Николай Иванович,

председатель, вызвал члена управы, заведую-

щего лесным отделом.

— Статью в „Свете" читал, Павел Ме-

фодьич?

— Читал. Вот мерзавцы!

— Сейчас были из контр-разведки. Справ-

лялись о Расхожеве и Мурыгине. Пред-

упреди их обоих.

И Николай Иванович и Павел Мефодьич

эс-эры, партией недовольны, помогают боль-

шевикам, чем могут.

Мурыгин возвращался поздно ночью. По-

дошел к дому, увидел раскрытое парадное.

— Что такое?

Сразу мелькнуло подозрение. Осторожно

вошел в парадное, не притворяя за собой

двери. Услыхал в квартире топот многих ног,

голоса.

— Обыск! .

Тихо на цыпочках стал выходить по ко-

ридору на улицу. К крыльцу подходил че-

ловек в шинели. Слабо блеснули звездочки

на погонах.

— Стойте, вы куда?

— Да я не сюда попал, оказывается.

— Вернемтесь, может быть, сюда!

Офицер засмеялся.

Мурыгин стоял на две ступеньки выше

офицера. Правая рука в кармане крепко

сжимала револьвер. Молнией проносились в

голове мысли:

— Выстрелить? Услышат в доме, вы-

бегут. Может быть, и на улице близко люди

есть, схватят.

Офицер занес ногу на следующую сту-

пеньку.

Медлить нельзя. Мурыгин быстро вынул

из кармана руку с револьвером, коротко

взмахнул и с страшной силой ударил офи-

цера по виску. Офицер упал, загремела

шашка о ступени крыльца. Дверь из квар-

тиры Ивана Александровича открылась. По-

слышались голоса. Мурыгин одним прыжком

перескочил через офицера, перебежал улицу,

перемахнул через забор в чей-то двор. Про-

гремел выстрел. Щелкнулась пуля о забор.

Захрустел снег под ногами бегущих людей.

Быстро пробежал двор, легко перелез через

невысокую изгородь на другой двор, открыл

задвижку у калитки и выбежал на другую

улицу. Быстрым шагом, тяжело дыша, на-

правился вдоль улицы.

Куда теперь? К кому-либо из товарищей—

безумие. Очевидно, у всех обыски. Пойти к

Наташе? Возможно, что и у ней обыск. Раз

ушел, в другой можно и не уйти. И тогда

пропало все. Неужели провал? Скандал, скан-

дал! Опять начинать все снова. Но все это

потом, потом. Теперь куда?

Вспомнил 'про председателя управы.

— Вот куда. К Николаю Ивановичу!

Быстро направился к квартире председа-

теля. В окнах темно, значит все спокойно.

Позвонил. Минут через пять, которые пока-

зались Мурыгину за целый час, сверху с

лестницы послышался сердитый голос Ни-

колая Ивановича.

— Кой там чорт?

— Николай Иванович, это я, Мурыгин.

Николай Иванович спустился с лестницы,

открыл дверь, молча пропустил Мурыгина

вперед. Поднялся наверх.

— Что, большевик, попался?

— Провал, Николай Иванович, у Ивана

Александровича обыск. Я не был дома.

Подошел к квартире, услыхал голоса. Убе-

жал.

Николай Иванович покачал головой.

— Ах, чэрт, опять пойдет теперь. Ну,

ладно, ложитесь вот на диван. Утром пере-

говорим.

Утром за чаем условились, что Мурыгин

останется у Николая Ивановича, а тот выяс-

нит, что произошло за ночь.

Вернулся Николай Иванович к вечеру

хмурый, расстроенный.

— Полный провал. Взкты Иван Алексан-

дрович, Хлебников, Расхожее. Из типографии

Зотов и еще трое, на станции аресты. Ива-

на Александровича жаль, нервный чело-

век, пропадет в контр-развсдке. Вам надо

уезжать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза