Белый город, Черный город. Архитектура и война в Тель-Авиве и Яффе

Безусловно, такое разделение действительности на белое и черное – способное завести архитектора в нравственный тупик или сделать его моральным банкротом, – представляет собой опасность не только для тех, кто работает в Яффе, ведь 93 % земельных ресурсов Израиля попали на рынок таким же образом. Приходится отбросить и другие табуированные границы – а каково вести строительство на оккупированных территориях, строить для армии, для корпораций или участвовать в таких сомнительных проектах, как «Эвакуация и строительство»? Следует отметить, что подобные вопросы актуальны не только для Израиля. Дикий урбанизм, охвативший Китай, как описал его Рем Колхас в исследовании новых городов, строящихся в дельте Жемчужной реки^•, создает серьезные этические проблемы, поскольку реализация таких проектов требует перемещения с мест постоянного проживания тысяч, а может даже миллионов людей

[257]. И это лишь один из бесконечного списка примеров. Ясно одно: упрощенный подход «белое – черное» не всегда уместен в данном контексте и дихотомическое деление на невинных и виноватых едва ли поможет лучше разобраться в каждом конкретном случае. Мир по-прежнему держится на действиях отдельных личностей, и, нравится нам это или нет, любую попытку разрешить подобные этические дилеммы следует рассматривать в политическом ключе. Возможно, из всех архитектурных стратегий, применявшихся Государством Израиль в Яффе, агрессивный брутализм жилой застройки 1950–60-х – еще самый пристойный выход. Похожие с виду проекты были реализованы в Кирьят-Шмоне, Беэр-Шеве и Димоне – по крайней мере это была архитектура без претензий. И все же, когда речь идет об израильских архитектурных проектах в древней арабской столице, всегда подспудно присутствует некая неловкость, кроющаяся за показной совестливостью – за нарочитой стилизацией, старомодной архитектурностью. Это как та модернистская вилла, которую Адольф Лоос описал в эссе «Архитектура» в 1909 году: «Что за диссонанс, вспарывающий тишину, как неуместный крик?»[258]

.

Проблемный характер развития израильской архитектуры в Яффе еще больше осложняется в тех случаях, когда за планированием стоят официальные органы вроде муниципалитета Тель-Авива, самозваного «стража» развития города. К примеру, стиль построек в Аджами досконально изучили, задокументировали, разложили по полочкам и каталогизировали точно так же, как это делалось в случае с Белым городом. Муниципалитет Тель-Авива выпустил брошюру – отчасти архитектурный каталог со ссылками и претензией на историчность, а отчасти документ, узаконивающий данность. В этом издании предпринята попытка представить архитектуру Яффы с помощью постмодернистских приемов, таких как морфологический и типологический анализ построек, перечень характерных частей и деталей зданий, обзор развития застройки в городе и тому подобное. К этой брошюре, которая, по замыслу, должна была лишь подтвердить аутентичность архитектурного наследия Яффы, почти в обязательном порядке прибегают при решении любых вопросов и дилемм, возникающих при строительстве в Яффе, по сути, она служит чем-то вроде свода строительных правил[259].

Похоже, израильская архитектура, что бы с ней ни происходило, не может забыть о Яффе и мирно довольствоваться Тель-Авивом. Яффа явно мешает нарциссическому любованию Белым городом, ведь белизна Тель-Авива – это еще и белизна замазки. Тель-Авив – город-хищник, волк в овечьей шкуре, и эта шкура – Белый город.

Мультикультурный город

Параллели к истории о Белом и Черном городе можно найти во всем мире, причем самые разные по форме и масштабам: Тель-Авив и Яффа, Израиль и Палестина, Париж и Алжир, Запад и Восток, Север и Юг, Первый и Третий мир. В этой истории все места похожи друг на друга, вплоть до физического облика: архитектурная, городская и политическая составляющие здесь переплетаются и поддерживают одна другую. Если воспользоваться формулой Карла фон Клаузевица^•, с ее структурой и возможными инверсиями, Белый город являет собой наглядный пример того, что архитектура (как и война) есть продолжение политики другими средствами[260].

В конце концов, деление на черный город и белый – всего лишь следствие подхода, условий и правил игры, навязанной Белым городом. В Израиле такое разграничение еще более парадоксально, если вспомнить, что желание стать белым может быть лишь у того, что белым не является. Более того, Тель-Авив, как мы уже убедились, в действительности не белый. На самом деле, если проследить, каким было изначальное, аутентичное самосознание, за последние лет сто сформировавшее местное региональное самосознание, мы увидим, что Тель-Авив всегда был скорее мультикультурным городом, нежели категорично «черным» либо «белым».