Белый город, Черный город. Архитектура и война в Тель-Авиве и Яффе

Отправную точку для этого нового направления в политике можно найти в самом городе и в идеалах, которые за этим городом стоят. Философ Ханна Арендт утверждает, что самой большой ценностью греческого полиса была не демократия, или власть народа («худшая форма правления», по ее словам), а исономия – принцип равенства прав[266]. Иными словами, Арендт говорит о том, что политическим центром город делало не место, отведенное для правительства, а наоборот – пустое, никем не управляемое пространство, открытое для всех. В своем историческом развитии от греческого полиса до римского

urbs, а впоследствии и современного метрополиса, город постепенно очистили от политики в том смысле, что такие идеалы, как равные права, равные законы и равенство перед законом, уже не считаются идеалом, а тем более данностью. Сегодня пространственная конфигурация этой утраты – утраты политической составляющей – становится все более и более радикальной. Национальные власти создают препоны, вводя запреты для групп людей и препятствуя свободному перемещению, и в результате общественное пространство превратилось в сеть территорий и субтерриторий, в систему островков и анклавов, заборов и преград. Каждая новая преграда физически привносит в реальность принцип неравенства, в результате чего становится проще навязать его различным категориям людей.

Однако при этом на северо-западе Тель-Авива, прямо под носом у политической и культурной верхушки Белого города, виднеются искры нового, восточного, космополитичного плавильного котла. К этим кварталам теперь можно отнести все то, что говорил Бен-Гурион о Яффе 1906 году: город с «пестрым населением», представляющий собой «смешение рас, наций и языков, которого не найти даже в самых крупных городах мира ‹…› выходцы из Египта и Алжира, Туниса и Марокко, Занзибара и Мадагаскара ‹…› и среди них множество “арабизированных негров”»[267]

.

История показала, что тридцать лет спустя тот же самый Бен-Гурион связал эту «мешанину» с феллахами и превратил их в палестинскую нацию: вне зависимости от религии, расы и пола обрек их всех на участь беженцев. Следовательно, если в этом месте и идет продолжительная историческая борьба, то не между белыми и черными, а между белыми и всеми остальными. Кроме того, похоже, нынешняя «мешанина» может объединиться под знаменем новой идентичности – в виде коалиции меньшинств.

И такой политический расклад не менее серьезен, чем легенда Герцля, и не более сказочен, чем истории Бен-Гуриона.

Многие обитатели Черного города понимают мультикультурализм как основной, определяющий компонент гражданской, городской и соседской идеи. Зайдите в любой общественный парк в южной части города – и увидите, что будущее уже здесь: дети, вместе играющие в парке Левински, представляют эклектичную смесь светских и набожных евреев, палестинцев, русских, эфиопов, китайцев, выходцев из Эритреи, Колумбии, Дарфура и Филиппин. Все они говорят на одном языке – иврите, который выучили в детском саду и начальной школе. Место, где они живут, не имеет ничего общего с нарративом Белого города. Программы этнических чисток, по-прежнему наводящие ужас на их районы и их семьи, лишний раз доказывают, что, вопреки утверждению Дани Каравана, Белому городу еще предстоит «победить нацизм».

Неуклюжая попытка политиков и военного руководства организовать городское пространство может закончиться катастрофой. Их город никогда не будет достаточно безопасен или достаточно защищен, как, впрочем, и достаточно бел. Глухота, непроницаемость (в буквальном смысле) и жесткость разделительного барьера со всеми пространственными противоречиями, местными парадоксами и житейской несправедливостью, сопровождающими каждый метр ее пути, – все это лишь свидетельствует об отчаянной попытке навязать территории размером со средний европейский метрополис упрощенную бинарную интерпретацию пространства, создававшуюся национальными государствами XIX века и пригодную для них же. Пробиваясь сквозь невероятно сложный комплекс межобщинных процессов и межличностных отношений, такая интерпретация оправдывает искусственное разделение региона на сегрегированные, гомогенные, таксономически локализованные территориальные единицы: с одной стороны – евреи, с другой – арабы, здесь – Белый город, там – Черный.

Осуществляя этот колоссальный проект строительства и разделения, национальное Государство Израиль постепенно теряет какую бы то ни было ценность, освобождается от собственной сути и роли и присваивает себе все общественные активы: образование, здравоохранение и даже обеспечение правопорядка. С учетом стратегии нынешнего дня, когда национальные государства во всем мире уже отказались от монополии на войну, разделительный барьер и Белый город все больше выглядят как финальный акт израильского национального государства или по крайней мере его последняя битва[268].