Белый князь

Воодушевление, какое объявилось во Влоцлавке, не могмло сравниться с тем восторгом, с каким его здесь встречали. Такова в человеческой природе привязанность к воспоминаниям прошлого. Многим сердцам нужны долгие годы разлуки и забвения, чтобы забиться быстрей, чем в то время, когда эта любовь формировалась.

Князь под впечатлением триумфа, какой он вкусил, слез с коня. Да, был это тот же его старый замок, у порога которого он когда-то стоял с молодой женой, его так же приветствовали; у этого порога, который потом, после убийства Кивалы, после осиротения оставил без сожаления. Он был тут снова и собирался начать вторую жизнь. Не дали ему долго думать и омрачиться воспоминаниями; старые знакомые лица, изменившиеся, постаревшие, какие-то иные, хоть те же самые, как призраки появлялись у него на дороге.

Старые женщины, которых он оставил там ещё молодыми, плакали.

Из его прежней службы, которая выглядела тогда прекрасно, появились оборванные ветераны, в лохматьях. В комнаты, куда его внесли чуть ли не на руках, едва остались нагие стены… оборванные, почерневшие, перепачканные. К ним только прилипли тоска и грусть, радость, что тут жила, убежала. Веяло пустошью и могильной гнилью. Радостные крики как-то странно отбивались от его стен. Он схватился за голову руками… и невольно пришло ему на ум, что был монахом, который бросил монастырь и нарушил данный пану обет. Почему именно в эту минуту это воспоминание кольнуло его в сердце? Ему не дали почувствовать сожаление. Старый Гневош, который уже считал себя там одновременно воеводой и княжеским маршалком, проталкивался к нему.

Землевладельцы Сикора, Злазлый, Дзигель, Зараза, Шашор окружали его с поклонами и приветствиями. Все просто выражали, как были счастливы, что он к ним вернулся. Князь, возгордясь от этого успеха, уже думал только, как им воспользоваться.

– Гневош, – сказал он, – не надо тратить времени. Прежде чем пойдёт обо мне слух, нужно занять что только сможем. Лучше захватить больше, чем слишком мало. Он должен дать мне удел, какой подобает Пясту. Я привёл с собой людей из Влоцлавка; пока есть время, нужно ехать как можно быстрей в Злоторыю.

– Э, милостивый князь, – поспешно отозвался Шашор, – с Ромликом будет очень тяжело. Я его знаю, он так легко замок не отпустит. Хоть бы и королевские письма видел, не послушает. Это камень, не человек, а зарос там перьями. Хо! Хо!

– Есть один способ против Ромлика, – прервал Сикора.

– Какой? – подхватили вместе Гневош и князь.

– Ромлик на праздник отправился к брату, к Подгорки, – сказал Сикора. – Нечего думать, надо его ещё ночью схватить, а когда прижмём его, Золоторыя должна нам сдаться.

Князь хлопнул в ладоши.

– Шишора и Сикора, немедленно возьмите людей и в Подгорки… доставить мне сюда связанного Ромлика. Побережём кровь и усилия.

– Этого мало, – ответил Шишор, который хорошо знал местность, – даже если бы мы имели вдое больше людей, так просто Золоторыю не возьмём. Замок сильный, две реки его обливают. Ни Вислы, ни Дрвенцы мы не отвернём от него, нужно бы осадить, да и осадив, нелегко получить.

– И как раз поэтому нам необходимо её взять, – воскликнул князь. – Кто знает, что может случиться. Иметь в руках такой замок…

Князь не договорил, чтобы не выдавать себя, но в этом объяснении не нуждались Шашора и Сикор. Оба были люди молодые и падкие на приключения. Старосту Ромлика оба давно ненавидели, потому что он высоко задирал голову и однажды угрожал Шашоре, а тот как землевладелец и принадлежащий к старому роду – простить ему этого не мог. Сам бы для мести на поединок его не вызвал, но за ним был князь и он с радостью бы унизил старосту. Сикоре после долгого отдыха тоже была по вкусу ночная экспедиция, нападение на двор, битва; поэтому князя приняли с признаками радости и тут же побежали за людьми и лошадьми.

Насилие было так в обычаях того века, что никто против него и не думал выступать. Гневош находил его справедливым, а Ласота, хоть, возможно, считал его слишком смелым, против князя высказаться не смел. Неуверенный и несмелый князь до неузнаваемости изменился, и хотя, когда обходил свой старый дом, покинутый и дряхлый, несколько раз нахмурился и в его глазах появились слёзы, мужество возвращалось, смелость не уменьшалась.

Она была слишком сильной, слишком лихорадочной, чтобы продлиться долго, но никто состояние князя глубоко не изучал, и даже Бусько под впечатлением старых воспоминаний опьянел так же, как господин.

V

Господствующий и охраняющий окрестности замок в Золоторые, который положение и заново возведённые стены делали сильным и укреплённым, был сдан старосте Ромлику не без причины. Человек и замок соответствовали друг к другу.