Белый сжал рот, думал, поглядел, Ульрих напомнил ему о своей сестре Фриде, а она была самым сильным импульсом к действию.
– Что дальше? – повторил князь. – Это само собой разумеется. Правда, не повезло нам в Рацёнже, но мы возместили это на Гневкове, у нас два замка. На этом я останавливаться не думаю.
Он поглядел в глаза Ульриху.
– Хочется немного укрепиться здесь, чтобы у меня лишь бы кто Гневкова не забрал, который, впрочем, мне мещане стеречь и оборонять помогут. Нужно укрепить Золоторыю, а потом…
– А потом? – спросил с любопытством Ульрих.
– Потом пойду на Шарлей, а может, на Иновроцлав… – ответил Белый с гордостью и самоуверенностью.
– Прежде чем это наступит, – отозвался Ульрих, – я с моими саксонцами должен ехать в Дрзденк. Нужно дать немного отдохнуть им и коням, а кто знает, может, придётся защищаться дома, потому что готовы покарать меня за то, что я вам помогал.
– Не посмеют, – живо начал Белый, которому самому было необходимо заблуждаться. – Вы сами видите, что ко мне каждую минуту приходят люди. Как только разойдётся весть, что я взял Гневков, что Кристин и Герард в моих руках, на них нападёт паника. Не посмеют.
– Но если не для защиты Дрзденка, то для отдыха, мне нужно домой, – добавил Ульрих, вставая. – Возможно также, когда к вам наплывут люди и гневковские пойдут с вами, вы не будете во мне нуждаться.
Белый, которому, действительно, казалось, что обойдётся без помощи Ульриха, которому немного завидовал по поводу того, что ему и саксонцам могут приписать победы, не сказал ничего. Так вот, утром одарённые саксонцы, наделённый добычей Ульрих выехали назад в Дрзденк.
К счастью для Белого, слух о его нападении на Золоторыю, о захвате уже разошёлся и Ласота в своей Старой Деревне, узнав об этом, после короткого совещания с Дерславом, двинулся обратно к Белому. Выслали его, может, больше на разведку, чем ему в помощь, но Ласоту донимало безделье, хотел что-нибудь предпринять, лишь бы даром не есть хлеба у старика.
Белый как раз на следующее утро размышлял, кого при себе сделать правой рукой, которой ему очень не хватало, когда увидел на пороге Ласоту. Он приветствовал его с сильной и, может, даже слишком очевидной радостью. С его плеч упало бремя, было на кого его сбросить.
– Ласота! – воскликнул он, подходя. – Ты прибыл ко мне вовремя. У меня довольно людей, но мне командиров не хватает. Бог воздаст тебе, что помнил обо мне, а я буду стараться отблагодарить. Что слышно в Великой Польше?
– Тихо и пусто, – ответил Ласота. – Те, что были более подвижными, поехали в Кошицы сражаться с королём Людвиком языками, не имея возможности сражаться мечом. Пока они не вернутся в Великопольшу, нечего их считать, мы должны тут, в Куявии, сами справляться.
Князь на него взглянул.
– Как? – спросил он.
– Просто, – воскликнул Ласота, – люди, которые могут поднять меч, оседлать коня, должны идти с нами. Гневковские вам благоприятствуют, пусть же идут.
– Они должны идти! Пойдут! – сказал уже оживившийся князь.
Он на мгновение задумался и подошёл к Ласоте.
– Я даю тебе помощь, – сказал он, – я знаю, что всё вами сделанное, будет хорошо, приказывайте от моего имени!
Не было необходимости повторять это Ласоте дважды, он слегка поклонился и обернулся, его глаза заискрились.
– Если он не испортит мне то, что я предприму, мы наварим пива королю Людвику, которое ему не очень будет по вкусу.
Белый совершенно успокоился; он видел, что на Ласоту может положиться.
Он сам начал распоряжаться в своём старом замке, располагаясь и пытаясь привести его в прежнее состояние.
Одной из наиболее ощутимых нехваток, которую он сильно чувствовал, было отсутствие Буськи.
Этого шута, которому он мог говорить всё, что ему взбредёт в голову, который отвечал ему прямо и без страха, и часто исправлял его мысль, ему не доставало. Он скучал по нему. Также одним из первых распоряжений князя было послать за ним. Он нетерпеливо ждал прибытия. Бысько, который также скучал по своему господину, разрешил себя забрать, и, хотя не любил скакать рысью на лошади, прибыл довольно быстро.
Увидев его, князь со смехом вышел прямо в сени, похлопал его по голове и привёл с собой в комнату. Он ни с кем не умел так искренне, открыто говорить то, что слюна принесла к устам, как со старым своим сказочником и шутом.
– Смотри, что они сделали с моим Гневковом! – воскликнул он. – Ещё счастье, что не спалили.
Бусько обходил углы, нюхал и находил, что гарью ещё пахло. Они вместе пошли по закоулкам, бормоча, осматривая, вспоминая, как там было раньше.