Белый князь

Белый закрывался очень часто, а когда нужно было обдумать что-нибудь решительное, он шёл туда рассмотреть, уединялся, – и спустя некоторое время возвращался с новой энергией и всегда с решением, какого от него никто не ожидал.

Можно было сказать, что в этой изолированности он черпал некое вдохновение и находил мужество, которое его не покидало. Некоторые шептали, что, пожалуй, он молится; Бусько пожимал плечами. Он один знал, что помещалось в этих запертых комнатах и куда подевался тот загадочный рыцарь, который, прибыв в замок, исчез в нём, не показываясь больше.

Белому жилось теперь в Золоторыи счастливей, чем когда-либо. Люди приходили кучами и были привлечены гневковскими приятелями. Строгое заключение Кристина и Герарда из Сломова, которых морили голодом, не жалея ни кандалов, ни зловонных темниц, провозглошённое специально, вынудило Судзивоя по просьбам сестры выкупить несчастного пьяницу, – но сам Судзивой и гроша дать не хотел и не дал, гневаясь на шурина; только разрешил роственникам и друзьям собрать шестьсот грошей, дешевле Белый не хотел их выпустить.

За Герарда с братьями и сыновьями Белый требовал не менее тысячи, и остался при своём, несмотря на мольбы и ходатайства многих.

Эта тысяча с лишним гривен вполне пополнили исхудавшую казну. Часть их разделили между наёмниками, часть использовали для привлечения других, искушая их задатками и обещаниями. С деньгами, которые там показались, рвение добровольцев очень усиливалась. Ласота разделял их на десятки, на сотни, назначал командиров, и, когда одна часть их отдыхала в замке, другая постоянно кружила около него, сновала по трактам, прямо в околице разбивала и забирала что могла, таща в Золоторыю. Ни одна усадьба и деревня не остались нетронутыми ими.

Страх распространялся. Все соседние крепости, на которые боялись нападения, как можно быстрей укрепляли и снабжали гарнизоном. Белый поговаривал о нападении на Служево, на Шарлей, на Иновроцлав, почти на все ближайшие замки, в которых он надеялся найти добычу.

Тем не менее он не спешил выступить из Золоторыи, которую уже саму по себе сильную и укреплённой стеной первой в срочном порядке хотели обеспечить на долгое время провизией и средствами защиты.

Какой-то новый дух вступил в князя, все это чувствовали, эта подавленность, перемена настроения, равнодушие, которым раньше болел, – внезапно прекратились. Он был бодр и в других вливал надежду. Не говорил уже ни о каких переговорах, не предвидел ничего плохого, готов был решиться на самые смелые шаги и сам даже принимать в них участие.

Тайной этого переворота в характере было – прибытие Фриды, которая, не в силах склонить братьев, чтобы ей помогали, зная, что один князь продержаться не сможет, без постоянного подстрекательства, – посвятила себя ему, выкралась в Золоторыю и осталась в ней, следя за Белым, была его советником и смотрителем. Ей он был обязан этим мужеством и выдержкой, которые показывал.

Из комнатки, в которой была заперта храбрая и деятельная девушка, она правила не только Золоторыей, но управляла всеми шагами будущего мужа. Притаившаяся, чтобы не ей, а ему всё приписывали, она тихо подавала ему идеи, велела сообщать ей мельчайшие подробности и с удивительной точностью пользовалась всем, что только можно было использовать.

Дочка отца, который когда-то служил рыцарем, сестра троих солдат, воспитанная среди постоянных военных занятий, знакомая с ними, она была лучшим вождём, чем Белый, который никогда рыцарского духа не имел, а остаток рыцарских вещей забыл в монастыре и избавился от них.

Внимательный наблюдатель, делая вывод из поведения князя, быть может, понял бы, что кто-то стоял за ним, что ему диктовали то, что делал, и управляли им, но в горячке, какая там царила в замке, не так обращали внимания на мелкие оттенки.

Ласота начинал и верить в князя, и больше ему доверять; другие, глядя на него, набирались мужества, только толстый Бусько, когда о том говорили, глуповато молчал.

Фрида была как бы в постоянной горячке; переодевшись в мужской костюм, она вырывалась вечерами в замок, всё осматривая, требовала постоянных отчётов, много людей – в её беспокойной голове постоянно путались какие-то новые идеи.

В то время, когда захватили Золоторыю, вместе с гарнизоном и людьми, к нему принадлежащими, схватили человека, которого Белый не умел использовать. Был это некий Ханко, богатый владелец Бжеских мельниц, славившийся в те времена умением строить всё, что требовало некоторого умения и знакомства с механикой.

Водяные мельницы уже в то время давно были известны и распространены в Польше; уже полвека во многих местах возвышались и ветряные мельницы. Конструкция этих приспособлений была, вероятно, простой и очень первобытной, однако требовала знания дела и опыта. Ханко учился этому мельничному делу в Германии, потом строил в Польше для других ветряные мельницы и речные, сукновальни и мукомольни, наконец, обогатившись своим мастерством, получил разрешение и построил для себя знаменитые Бжеские мельницы, из которых извлекал большую выгоду.