Белый морок. Голубой берег

По приказу Матвея обоз покатил в первую же просеку, сбегавшую куда-то в ложбинку. Не проехали и версты, как впереди между стволами старых деревьев засеребрился, замерцал водный плес. Довгаль соскочил с брички и скомандовал:

— Привал! Готовить коней к выводке!

Партизаны сыпанули с подвод и, разминая ноги, загомонили. Через минуту-другую кони были выпряжены, возы развернуты и замаскированы в зарослях по обочинам просеки. Коноводы повели запыхавшихся, разгоряченных коней на выводку, а остальные хлопцы разбрелись по окрестным кустам.

Матвей с Дришпаком направились к Каменке, чтобы ополоснуть запыленные потные лица, хлебнуть студеной водицы. Но вдруг наперерез им опрометью выскочил из зарослей Костя Котяница:

— Там какой-то человек… в кустах…

Крутой и решительный Дришпак выхватил из кобуры пистолет и без единого слова нырнул в заросли, куда указывал обескураженный Котяница. Довгаль — следом за ним. В нескольких шагах от просеки они и в самом деле заметили под кустом ольхи распластанного, заросшего до самых глаз щетиной светловолосого человека в загрязненном, измятом комбинезоне и какой-то странной обуви. Он лежал на левом боку, уткнувшись лбом в густую отаву. С первого взгляда трудно было определить, живой он или мертвый. Не сговариваясь, Дришпак с Довгалем присели над незнакомцем.

— Кажется, живой, — глухо обронил Довгаль после того, как подержал запястье незнакомого человека и уловил слабый, еле заметный пульс.

Чтобы осмотреть неподвижного человека и оказать ему первую медицинскую помощь, Матвей осторожно взял его за плечо, попытался перевернуть. И вдруг почувствовал, как пальцы наткнулись на что-то липкое. Человек застонал, болезненно скрипнул зубами. Партизаны осторожно перевернули его на живот и отпрянули от ужаса: от воротника до самого пояса комбинезон незнакомца был пропитан кровью и гноем, местами кровь запеклась, засохла; под правой лопаткой зияла огромная, почти в ладонь величиной, открытая рана. От нее распространялся такой тяжелый запах, что Довгаль с Дришпаком невольно отпрянули.

— Ой, бедняга! Сколько же это он здесь мучается?.. — забеспокоился всегда суровый, скупой на ласку Дришпак. — Не иначе как беглец из гестаповского «рая»…

— Перенести его отсюда нужно. И немедленно!

Снова склонились над неизвестным и внезапно увидели… Они увидели, что покрытая гноем рана пузырится мелкими пузырями, шевелится, кишит червями. Довгаль с Дришпаком за свою жизнь насмотрелись и на жестокость, и на человеческие страдания, успели привыкнуть к смертельным опасностям и крови, но видеть, как черви живьем съедают человека… Нет, такого они еще не видели. Давящая тошнота подступила им к горлу, перед глазами засверкали радужные блестки. Но что же делать? Как помочь этому несчастному?..

— Врача… Ему немедленно нужен врач! — воскликнул Дришпак.

— Разумеется, нужен. Только где его взять? — нахмурился Довгаль. — В Малин к Ивану Ивановичу Соснину с ним не покажешься. И в лагерь дорога неблизкая: пока туда доедем, по нем и вода освятится… Разве что к Григору Коздобычу в Бантыши отправить?..

— Сбегай позови Прача! Скажи, пускай прихватит сумку с медикаментами. Рану бедняге нужно немедленно обработать, — распорядился Матвей.

Пока Дришпак разыскивал Прача, Матвей позвал партизан, полоскавшихся в сонной речушке, и попросил их помочь вынести раненого из зарослей. Те осторожно подхватили его на руки, выбрались на солнечную полянку и положили у самого берега на зеленую травку. Там над ним и принялся колдовать бывший ветфельдшер с Николаевщины Агафон Прач, исполнявший во взводе обязанности санинструктора. Сначала он распорол скальпелем комбинезон, обнажил рану, обработал ее края йодом. А когда начал удалять гной, раненый задергался, застонал.

— Потерпи, потерпи, голубчик, минутку, больше ведь терпел, — ласково приговаривал старый Агафон, делая свое дело. — Вижу, намучился ты с этой раной. Другой, глядишь, уже богу душу отдал бы, а ты, видать, из крепкого корня. Но теперь все будет в порядке. Вот выскребем эту нечисть из твоего тела, промоем, перевяжем… Ты только потерпи, голубчик. Я скоро, очень скоро…

— А вы чего глаза таращите? — набросился на оторопевших хлопцев Дришпак. — Подумаешь, зрелище нашли: муки людские созерцать!.. Лучше бы чаю ему приготовили. Да послаще! Разве не видите: жизнь его на паутинке держится.

Партизаны бросились к подводам и через минуту принесли не только липового настоя, который издавна служил им и чаем, и лекарством, но и сало, сухари, лук. Одним словом, все, чем были богаты. Увидев в их руках такое обилие харчей, Дришпак даже сплюнул с досады:

— Кочаны у вас капустные вместо голов, что ли? Зачем это приперли? Да если раненый съест сало с сухарями, вмиг концы отдаст. Разве не видите, человек дошел до ручки? Пожалуй, уже с неделю маковой росинки во рту не было. Теперь его ого-го сколько придется чаями да отварами отпаивать.

Хлопцы неловко переступали с ноги на ногу, но назад — ни шагу.