Белый морок. Голубой берег

Как оказалось, Ярвет приземлился на подворье Онисима Ковбы (так звали хромого дядьку). Но приземлился — нужно же было стрястись такому несчастью! — прямо на пустую арбу и сломал себе при этом ногу. Хорошо, что на поднятый им шум выбежал из хаты сонный Ковба, смекнул, что к чему, мигом скомкал парашют, сбросил его в погреб, а посланца неба втащил к себе в хату. Как умел перебинтовал ему ногу, напоил холодным квасом, а когда узнал, что где-то неподалеку приземлился и другой парашютист, на рассвете отправился на поиски.

Не успело солнце высушить росу на отаве, как он уже был с Парменовым в собственном доме. Вместе с домашними гостеприимно принял нежданного гостя, поставил на стол чугун отварной картошки, миску соленых огурцов, положил пучок лука, а потом сказал: «Вы тут, ребята, перекусите чем бог послал, а мы с женой и дочерью малость на дворе покараулим. Сами ведь знаете, какое нынче время: лихого глаза как огня берегись да берегись! Сегодня я уже дважды заприметил, что на нашем углу Кодола шастает. Не к добру это! Кто такой Кодола? Да не приведи господи в хате и вспоминать — собака из собак. Одним словом, правитель нынешний. Так что вы себе завтракайте между собой, а мы на дворе…» — и потихоньку вышел вместе с домочадцами из хаты.

Парменову с Ярветом было яснее ясного: до линии фронта стрелок сейчас не ходок. Хочешь не хочешь, придется ему испить горькую чашу на занятой гитлеровцами родной земле, пока срастется кость на ноге. Условились так: Парменов сначала устроит Ярвета на надежной квартире до выздоровления, а потом уже отправится на восток. Более всего беспокоило одно — где найти надежную квартиру? Если б только знать, что Ковба согласится взять на содержание опасного постояльца! Но ведь одно дело впустить небесного гостя на ночь, накормить, наконец, даже дать какую-нибудь одежку или обувку, а другое — оставить в доме раненого советского парашютиста на несколько недель… Что скажет на эту просьбу Ковба?

Однако поговорить с хозяином им так и не удалось. Менее чем через час вскочил он в светлицу растерянный и побледневший, прошелестел одними губами: «Прячьтесь! В село эсэсовцы на машинах из Коростеня приперлись… По дворам ходят, весь люд на площадь сгоняют!» Парменов с Ярветом переглянулись: началось! Они теперь прекрасно понимали, зачем слонялся тут с раннего утра Кодола, почему вдруг нагрянули из Коростеня эсэсовцы. Да, нужно прятаться! Но где это и как сделать средь бела дня?

Спасибо, на выручку пришел все тот же Ковба: «В сенях у меня погребок есть. Спускайтесь туда…» Не имея выбора, они бросились пусть и не в очень надежное, но все-таки укрытие. Не прошло и минуты, как над их головами глухо хрястнула крышка. В сенях что-то прогромыхало, простучало (Ковба перетаскивал из угла на крышку пустую кадушку) и затихло. Друзья оказались лицом к лицу с темнотой, тишиной и тревогами. Что ждет их в этой тесной и просмердевшей плесенью и мышиным пометом норе? Не станет ли она для них могилой? Если только эсэсовцы обнаружат это нехитрое укрытие…

Вскоре испуганно заскрипела входная дверь, по полу тяжело застучали кованные железом сапожищи, послышались голоса. Пришли каратели! Прикипев спинами к влажным земляным стенам и намертво стиснув в руках пистолеты, летчики начали до боли в висках вслушиваться в то, что происходило наверху. Резкие, похожие на воронье карканье крики, чей-то острый крик, приглушенный плач. Неужели пытают Ковбиных женщин?

И вдруг — отвратительный, как кваканье, смех и тонкий, удивленный голос: «Был ты, Онисим, глупым как пень, таким и остаешься! Да ведь богатство само тебе в руки просится: вон паны эсэсманы тыщу рублей за голову парашютиста обещают. Когда-нибудь ты хоть в глаза видел такие деньги? То-то и оно… Только не верти своей вонючей харей, ты должен заприметить, у кого он спрятался. Я своими зенками видел, что парашют где-то здесь над левадами опустился. Только где именно? Кто его спрятал?.. Поможешь найти советского диверсанта — тыщу пополам! А нет… Бог свидетель, весь угол по ветру пойдет! Паны эсэсманы заставят вас детей собственных на перекладинах вешать, а потом каждого третьего в яму торчмя сбросят… Так понял меня или нет? Ну, говори, говори!..»

Но в ответ только отчаянные вскрики, стон и женские причитания. Чем дольше бесновались эсэсовцы в хате Ковбы, тем все больше росла, укреплялась надежда у парашютистов: эти скромные труженики никогда не позарятся на иудину «тыщу» и не выдадут их врагу. И все же не за себя, а за семью Онисима Ковбы стала донимать их острая тревога. А что, если гитлеровцы и в самом деле выполнят свою угрозу и устроят над ни в чем не повинными бебеховцами кровавую расправу? Как отвратить горе, не дать обидеть людей?..