Мой вопрос: «Вернемся на минутку к нашим разговорам о таблетках Prozac. Вопрос остается открытым: в самом ли деле эти лекарства позволяют нам восстановить некое равновесие, или же они лишают нас того творческого импульса, который так оберегал Уинстон Черчилль?»
«Полагаю, что жизнь любого человека подчинена определенным психологическим или неврологическим циклам. Иной раз стресс помогает тем процессам в вашей душе, которые отвечают за рождение великих идей».
Сдается мне, что Ли в этот момент намекал на высказывание французского поэта Артюра Рембо о том, что безумие способно послужить импульсом для творческого вдохновения. Я с этим спорить не буду – на противоположном конце литературного спектра должна находиться журналистика, так вот в ней я наблюдаю просто море разливанное чистейшего безумия.
Теперь мой пас: «В журналистике этот самый стресс мы связываем просто со сроком сдачи в печать. Вот и весь наш стресс, вот он – наш творческий цикл. Впереди меня ждут несколько месяцев бешеного стресса – пока я не допишу эту маленькую книжку и не сдам ее вовремя своему издателю».
Ли, со своей стороны, подтверждает то, о чем я уже догадывался касательно тех напряженных лет где-то в середине 60-х: «Больше всего стресса было именно в те времена, когда я боролся за отделение от Малайзии, зная, что придется бросить те пять или шесть миллионов немалайцев, которые нам поверили, которые примкнули к нашему движению. Такие вещи даются не слишком просто: как только мы уйдем, исчезнет руководство, все эти массы, весь этот демографический баланс станет другим, и они (те китайцы, которых мы оставим за собой) окажутся в положении заложников. С другой стороны, Тунку (малайзийский) сказал мне, что, если вы останетесь, здесь будет кровопролитие. Он сказал, что не может его остановить, он слишком слаб и слишком стар (как он в тот момент выразился). Может быть, он и в самом деле был слишком стар, а может, он просто хотел поскорее от меня избавиться».
«А вдруг они просто опасались, что вы рассчитываете в конце концов захватить там всю власть?»
«Ну, им все время это мерещилось, хотя я постоянно говорил им, что в ближайшие 20–30 лет им это не угрожает».
«Из-за чисто демографических причин? Возможно, они опасались, что вы какой-то политический гений, способный рассчитать, как тут добиться успеха, что вы каким-то волшебным образом сумеете на выборах получить большинство голосов».
Ли кивает головой, но не так, чтобы подтвердить или одобрить мой комментарий: «После того как я это сделал (согласился на выход Сингапура из Малайзии), я впал в долгую депрессию. Ведь мои действия ударили по множеству людей. А потом эта тревога – сомнения, что я справлюсь с управлением всей моей страной. Но я как-то с этим справился. В те годы я часто просыпался среди ночи и делал записи».
«Вы чувствовали, что вся ответственность легла на вас?»
«Да, конечно. Некоторые из моих записок при свете дня теряли определенную значимость, но в других оставался некий смысл. Я старался в нем разобраться, просил секретаря все это как-то сформулировать, и в конце концов мы все-таки победили. Вот и все. То есть приходилось работать под тяжелым прессингом. Сами понимаете, как тут без транквилизаторов… Только не волнуйтесь… Сейчас я уже справился… Больше они не нужны».
Я рассмеялся: «Может быть, моя краткосрочная память мне теперь иной раз и изменяет, стала слабее, чем в молодости, но зато долгосрочная память… С годами я все лучше помню давние времена».
«Это нормальный процесс старения, и в неврологии есть для этого внятные объяснения. Этим занимается моя дочь. Ваша краткосрочная память хранится в одной совершенно конкретной части мозга, и со временем эта часть функционирует все менее эффективно. Зато долгосрочная память записывается в той части, которая многие годы сохраняет первозданную дееспособность. Она почти не подвержена времени, если у вас, конечно, не развилось слабоумие или Альцгеймер. Поэтому мне к старости пришлось обзавестись записной книжкой. Делаю в ней записи и говорю себе, что все будущие дела у меня теперь здесь, на бумаге. А иначе и в самом деле все забудешь».
“
Больше всего стресса было именно в те времена, когда я боролся за отделение от Малайзии, зная, что придется бросить те пять или шесть миллионов немалайцев, которые нам поверили, которые примкнули к нашему движению”«Мне, знаете ли, тоже приходится делать что-то подобное».
«А я теперь ношу в кармане диктофончик – такой маленький, цифровой. В него я наговариваю – сделай то, сделай другое. А в конце дня сверяюсь: что там я собирался сделать? Все это уже никуда не денется».
Быстрым шагом входит санитар и передает ЛКЮ новый горячий компресс для ноги.
«Позвольте спросить: это компрессы для того, чтобы рассосалась опухоль?»