Отец Михаил ей неожиданно сказал: «Не уезжай в понедельник — отложи — дело важное, я должен тебя постричь». Она пришла в большое недоумение от этого, не готовилась, хотя против монашества не имела ничего, но ответила, что с домом дела неотложные, будут ее ждать, отложить нельзя, а на следующее лето приготовится и тогда пусть отец Михаил ее пострижет. Но батюшка настойчиво уговаривал не откладывать: «Так надо, теперь же, — говорит, — если ты не можешь отложить, то я это сделаю завтра же, в воскресенье, все достанем, но откладывать нельзя». После настойчивых уговоров она согласилась, она была пострижена с именем Анны. Постриг был тайный. В понедельник она уехала домой. Было это в конце лета. Месяца через два с половиной ее нашли мертвой у себя в комнате, перед иконами, в монашеском, с четками в руках. Жила она одна в своем доме. Ни о каких ее болезнях никто не слыхал.
На следующее лето духовная дочь, вспоминая этот случай с отцом Михаилом, спросила его: «Батюшка, как вы знали, что Анна умрет». — «Да я не знал этого». — «Как не знали, почему же вы настояли, чтобы она не откладывала и сразу постриглась?» — «Это надо было, я должен был, на то была воля Божия», — заключил старец. «Знай, — сказал отец Михаил, — как бы кто не добивался стать монахом — без Божией воли никогда им не станешь. Я не знал, что она умрет, но было мне велено безотлагательно ее постричь. Я могу это сделать, только если есть:
1. крайняя нужда,
2. откровение Божие,
3. благословение и воля высшего иерарха.
Когда бывает второй случай — Господь мне велит — я не буду ни у кого спрашивать — ни у архиерея, ни у патриарха, не могу ослушаться повеления Божия, и в первом случае — тоже.
Но на вопрос, как же батюшка знал, что так надо было поступить, как ему так ясно, явно открывается Божия воля. И Лик Пречистой видит, и Она отворачивалась от него, потом опять обернулась — отец Михаил ничего не ответил. Вероятно, вопрос был слишком смелый и ответ не по духовным силам вопрошавшей.
ИСЦЕЛЕНИЕ НОГИ
Была холодная погода, гололедица. Время было тяжелое, война, то и дело воздушная тревога над Гельсингфорсом. Жили мы на пятом этаже, приходилось не раз в день выходить по делу и подолгу стоять за продуктами, которых было мало. Надо было относить работу, дома шить на ножной машине. Муж был больной и не мог выходить из дому совсем. Для работы нужны были опилки, за ними надо было ехать на трамвае и от него несколько пройти прямо на лесопилку, было очень скользко, тут шли рельсы и между ними для перевода вагонеток вертящиеся круги. Нагрузив мешок опилками, я переходила рельсы, ступила неожиданно на вертящийся круг, он повернулся, нога скользнула и подвернулась. От страшной боли не могла сразу двинуться с места. Потом никто не смог найти груз, с молитвой, едва ступая, не знаю как добралась до трамвая, боль ужасная и нога в щиколотке делается как деревянная — не гнется. Кое-как добралась до дому. Нога сильно распухла и по опухоли шли кровоподтеки багрово-лиловые. Я пришла в отчаяние. Положение безвыходное — не двинуться, телефона нет, запасов продуктов тоже нет, а мой больной тоже не может выйти... нога распухает больше и больше. Легла в постель, со слезами молясь, во время молитвы с отчаянием сказала: «Батюшка, хоть ты бы умолил за меня Бога, что я буду делать с моим больным...» После этой молитвы я как-то быстро заснула, хотя нога так болела, что никак не могла для нее найти удобное положение, боль от простыни, боль и тяжесть от одеяла.
Под утро вижу во сне батюшку — он смотрит на меня приветливо и весело, берет крепко рукой за плечо и встряхнул меня. Я проснулась в добром настроении, вспомнила про ногу, посмотрела на нее, опухоли как не бывало, попробовала ступить — не болит, точно и не было ничего, только остались с двух сторон легкие кровавые подтеки. И по лестнице ходила, и все дела свои могла устроить — только кровоподтеки да некоторая негибкость некоторое время напоминали о том, что было. Так меня исцелил мой дорогой батюшка. Но замечательно, что, встретившись с ним после этого, имея намерение ему это рассказать, — я, проведя с ним дня три, совсем об этом забыла и не пересказала ему о своем исцелении. Встретились опять через полгода года, и повторилось то же...
Тогда я задумалась над этим и решила, что пока не буду об этом говорить. Только несколько лет спустя, уже после своего пострига, рассказала батюшке этот случай. Он выслушал молча, опустил глаза и только сказал:
ВОССТАНИЕ ОТ ОДРА БОЛЕЗНИ
Был и другой случай. Одна из батюшкиных духовных дочерей, мать малых ребят, очень тяжело заболела, лежала, прикованная к постели, лекарства не помогали. Пришел батюшка с псаломщицей ее навестить, очень жалел детей. «Что ты лежишь, дала бы нам чайку». — Она, ничего не думая, послушно встала, приготовила чай и с того времени совсем поправилась. Имя ее и место, где это произошло, мне неизвестно — на эти вопросы батюшка не захотел отвечать.