Без иллюзий

Последний штрих в род занятий Зоси Юдиной, как его представлял Михаил Горский, внесла она сама. Не выдержав неопределенности и не понимая причин, по которым Горский до сих пор не пожелал ни увидеть ее, ни поговорить с ней, она сама позвонила ему домой. Сначала она долго излагала разницу в отношении к гриппу советских и немецких медиков – в то время как у нас дают на него бюллетень от трех до шести дней, то в ГДР – минимум двенадцать! Она пыталась внушить, что никак не могла быть виновата из-за этой разницы культур, которая вызывает столь бурное негодование в нашей стране. Михаил намеренно ждал, пока она не иссякнет. Наконец, он заметил в защитительной речи небольшую паузу, которую счел достаточной для того, чтобы задать ей вопрос:

– Как же вы объясните свое опоздание на работу по немецкому бюллетеню на двенадцать дней, в то время когда с первого его дня по данным КГБ вы уже были на родине?

От неожиданности Зоська замолчала на целый десяток секунд. Михаил похвалил себя за то, что упомянув вместо пограничного контроля сразу весь комитет государственной безопасности (что было абсолютно корректно, ибо погранвойска представляли собой одну из структур КГБ), сбил ее с толку.

Пока Юдина тужилась и соображала, что ответить, он молча ждал. Наконец, она выдавила:

– Если вы имеете в виду американца, то это было с ведома.

– С чьего ведома?

– Ну как с чьего? С ведома КГБ!

– Но меня интересует не история с американцем, а история с вашим опозданием на работу. История с липовым бюллетенем, по которому, допускаю такую возможность, немцам дают освобождение от работы на двенадцать дней, но не дают ничего подобного советским гражданам, которые те же двенадцать дней находятся на своей родине, в СССР. Это вы можете понять?

– Но я и так все понимаю! Мне уже объяснили, что я должна заменить немецкий бюллетень на советский. Я это сделаю!

– А речь не о переоформлении бюллетеня. Речь о том, что время вашей болезни по немецкому бюллетеню не совпадает со временем вашего пребывания в ГДР. Вы якобы болели и лечились там, тогда как на самом деле находились в СССР и никакое переоформление не замаскирует этого факта. Меня не интересует, чем вы занимались эти двенадцать рабочих дней. Мне надоел скандал вокруг ваших приключений. Единственным выходом из этого скандала для вас я считаю следующее: вы забираете свой липовый бюллетень из кадров и пишите заявление об отпуске за свой счет на двенадцать рабочих дней. Это максимум того, что можно сделать в вашу пользу. И в пользу отдела тоже.

– Но как это я ничего не получу за эти дни? Ведь я болела!

– По-моему, я вам все объяснил. Больше сказать вам мне нечего.

Положив трубку, Михаил ощутил одновременный прилив к голове двух чувств – облегчения от того, что теперь он понял до конца, что собой представляет Юдина – и отвращения к ультра-эгоистической природе характера этой женщины. Первое следовало из того, что раз уж Юдина с ведома КГБ проводила у себя время с американцем, то ее квартира несомненно была оборудована фотокамерами или хотя бы одной. И благодаря этой аппаратуре не только наши органы в своих интересах могли шантажировать любых иностранных партнеров Зоськи фотокарточками во время постельных баталий, но и сама Зоська с ведома или без ведома органов могла шантажировать подобным же «матерьяльчиком» своих собственных начальников и начальниц, воспользовавшихся ее любезным приглашением порезвиться на ее квартире, с кем они хотят. В этой коллекции шантажируемых наряду с Титовым-Обскуровым, Фатьяновой и Зеленко – и Бог весть с кем еще! – она видела место и для своего очередного начальника Горского. Совсем неплохо! Тогда вообще никто бы на работе и пикнуть не посмел, что она, дескать, прогуливает эту работу, когда только хочет!