В детстве он еще застал почти нетронутый новшествами многовековой уклад жизни русской деревни, где трудовые крестьяне приучали к работе своих детей с пяти-шести лет. Конечно, в этом возрасте скучно, да и не совсем безопасно пасти гусей – но отец скажет – куда денешься. Когда повзрослеешь – уже пасешь коз, овец. А дальше и пошло и поехало, так что старшие отроки уже почти в полную меру справлялись со всей разнообразной и почти всегда тяжелой мужицкой работой. Но у Александра Никитовича до этой стадии тренированности дело не дошло. После коллективизации, когда отказывающихся вступить в колхоз душили каждодневно повышающимся прогрессивным налогом под названием «твердого задания» или «твердого обязательства», мудрый отец велел сыну перебираться в город. Так Саша и оказался в авиационном техникуме. Начав с техника, Александр Никитович стал вполне нормальным конструктором – не хуже тех, кто обладал дипломом о высшем образовании. Это не имело бы для него особого значения – он в этом смысле не был угнетен сознанием неполноценности, но все же постоянно помнил о том, что среди множества несвобод, стесняющих жизнь человека в советском обществе, есть еще и эта, дополнительная, из-за которой постоянно ждешь, что тебя могут в любой момент снять, задвинуть на худшую должность с меньшей зарплатой, и из-за этого ты должен вести себя тише других. Живя и наблюдая жизнь вокруг себя, Александр Никитович в отличие от многих сверстников, оболваненных большевистской пропагандой, будучи разумным и наблюдательным человеком, сразу понял, что идеалы, которые осуществятся в самом скором времени, когда будет построен коммунизм, не осуществятся никогда, потому что коммунизм УЖЕ был построен в период с октября 1917 до 1933 года и ему больше не требовалось осуществление пропагандируемых идеалов, чтобы существовать и существовать себе, как он есть – то есть с бесправием народа, со скудным или вовсе нищим бытом, с обязанностью все главные ресурсы собственной жизни и жизни семьи посвящать тому, что безапелляционно прикажут делать власти. Александр Никитович совсем уж прямо этого не говорил – не такой дурак, чтобы ставить точки над i даже в беседах с тем, кому доверяешь – но вывод было домыслить не сложно. Тем более, что и практически он прямо следовал ему. Хотелось бы жить по мечте, да это совсем нереально. Хотелось бы жениться по большой любви, а пришлось не по очень большой, но более удобной. Неплохо было бы по этой причине встречаться для радости и с другими приятными женщинами – так это тоже сложно: и деньги для этого потребуются дополнительные, и встречаться негде, если за это не платить. Можно было бы поступить в вечерний или заочный институт ради получения инженерского диплома, да морока вымотает начисто за пять-то лет, а он уже не юноша, устает быстрее, а главное – про себя-то он уверен, что как специалист никакой прибавки в уме не получит – что уже умеет, то умеет – и другого у него уже не будет, как работал инженером-конструктором I категории, так и продолжит. Даже в начальники бригады не пробьется, да и желания такого нет. Всё – возможности ушли. Действуй, Сашка, в тех пределах, которые очевидны.
О том, что Александра Никитовича продолжают если не преследовать, то посещать мечты о связи с красивыми, но недоступными в прошлом женщинами, можно было догадаться по его рассказам.
От одного из приятелей, работавших в ОКБ Ильюшина, Александр Никитович услышал, что на рабочем столе генерального конструктора всегда стоит в рамочке фотография голой женщины – как объяснял признанный мэтр самолетостроения – вид ее вдохновляет на поиски самых лучших решений. Пересказав услышанную историю, Александр Никитович замолчал, словно внутренне мучительно переживая какую-то явно драматическую мысль, потом горестно признался: «Вот так, Михаил Николаевич: с его деньгами такое можно. А на тыщу семьсот пятьдесят не разблядуешься…»
Это число – 1750 р, то есть его зарплата по должности, была, как потом неоднократно убеждался Михаил, неким модулем или эталоном, с помощью которого измерялись все представлявшиеся Александру Никитовичу возможности, находящиеся для него за пределами досягаемости. Иногда этот модуль не назывался вслух, но в голове Свистунова он находился постоянно – в этом не могло быть никаких сомнений.
Еще один случай произошел прямо на глазах у самого Александра Никитовича. В перерыв он нередко заходил в комиссионный магазин, находившийся недалеко от ОКБС. Однажды рядом с ним в роли любопытствующей покупательницы оказалась очень красивая женщина. Она как раз разглядывала вешалку с меховыми шубами. Через приоткрытую дверь служебного помещения на эту женщину воззрился немолодой мужчина с совершенно шарообразной гладко выбритой головой, скорей всего директор магазина. Он поднялся из-за стола и быстро подошел к прилавку. Слегка поклонившись даме, он сначала жестом, а потом и словами пригласил ее подойти и померить.
– Нет, – вполне определенно ответила женщина.
– Что толку мне ее мерить?