Без иллюзий

Михаил согласно кивнул. Леонид Львович Кербер ему очень понравился. Человек живой мысли и дела. Сразу проник в суть безобразия. В адрес подчиненного служебной дисциплине невольника не стал тратить не только снарядов, но и слов. Зато передал через него хорошо сформулированный ультиматум. При этом Михаил не сомневался, что в подобном, если не более строгом, дисциплинарном положении, чем он сам у Гольдберга, Курбалы и Назарова, находятся подчиненные Кербера, а сам Кербер у Туполева. Угроза блокады со стороны всех генеральных конструкторов в адрес Назарова была более чем нешуточной. Дружным напором они, непосредственно вхожие в ЦК (в том числе и принципиально остававшийся беспартийным Андрей Николаевич Туполев) могли запросто смести Назарова с его места. В глазах каждого из них он значил не больше, чем Михаил Горский для Назарова. А сплотившись, они грозили стать настоящим разрушительным цунами для любого противника. Михаил в тот же день сообщил главному конструктору о своем визите к Керберу и слово в слово передав его прямую угрозу. Было видно, что Назаров внутренне съежился, хотя и старался не терять лица. Буквально через два дня в ОКБС было созвано совещание, на которое прибыли серьезные представители нескольких ОКБ во главе с Леонидом Львовичем Кербером. Михаилу прежде не доводилось наблюдать, какими аргументами непосредственно оперируют ветераны авиационной промышленности, собравшись за одним дискуссионным столом. Уже сменилось несколько выступающих, начинавших свою речь с запева: «За двадцать пять лет работы в авиационной промышленности…», когда взявший слово Леонид Львович Кербер выбросил на стол своего козырного туза: «За сорок лет работы в авиационной промышленности…» и тем самым сразу подавил оппонентов. Двадцать пять против сорока не тянули. Было признано, что положение не должно служить препятствием для нормальной деятельности ОКБ, разрабатывающих новые летательные аппараты, в каждом из которых применялись сотни или тысячи разных покупных изделий, хотя никто не сказал, как именно это сделать. Вернуться к начальному варианту проекта положения выступающие не предполагали, отменить же своим решением утвержденный документ они тоже не могли. Михаил не представлял, каких трудов потребует от него пересмотр положения, если в министерстве согласятся на корректировку. Но оказалось, что даже генеральные конструктора самолетов не смогли протаранить где вязкую, где гранитной крепости стену военно-технической бюрократии. Военная приемка с радостью и намертво вцепилась в утвержденный текст –военпреды были заинтересованы в том, чтобы при анализе катастроф акцент в подозрениях по возможности смещался с летного и наземного персонала ВВС на разработчиков и производителей серийных машин. Михаил предполагал даже, что кто-то из чиновных аппаратчиков министерств, также заинтересованных в том, чтобы реже фигурировать самим в скандальных разборках в качестве виновников, «вышел» в ВПК на уровень самого ее всесильного председателя Устинова и ознакомил его с текстом утвержденного положения. Вникнув в то, насколько повышалась ответственность разработчиков сложнейших машин с повышением кажущейся «прозрачности» их действий и оправданий, Устинов, вероятней всего, должен был распорядиться, чтобы и в других отраслях, подчиненных военно-промышленной комиссии, выпустили бы аналогичные документы. В том, что именно так и произошло, Михаил убедился не далее, чем через полгода. Ему, видимо, в качестве знака признательности, а то и благодарности, прислали утвержденный министерством оборонной промышленности документ с до боли знакомым и почти идентичным названием, заимствованным из того, который начал разрабатывать именно он: «Положение о порядке согласования применения покупных изделий на объектах оборонной техники». Выяснилось, что документ воспроизводил текст авиапромовского положения буквально, без малейших купюр и добавлений. Его отличала от оригинала лишь одна деталь: как и в названии, везде, где в тексте встречались слова «на объектах авиационной техники», они аккуратно заменялись словосочетанием «на объектах оборонной техники». Так почти криминальный документ перешел в совершенно другое качество – он стал служить эталоном. Нельзя сказать, чтобы этот факт прибавил Михаилу гордости за свой труд – в душе он остался верен тому первому варианту, который сделал в ходе взаимодействия с младшим Кербером – но он все же решил использовать «триумфальный» выход в свет положения для поправки собственных обстоятельств. Он прямо, в письменной форме, обратился к главному конструктору Назарову с настоятельной просьбой перевести его в должность инженера-конструктора II категории с соответствующим окладом. Получив бумагу Михаила, Назаров вызвал его к себе и в разговоре попытался было уйти от требуемого путем ссылки на то, какую реакцию вызвал этот документ в промышленности (это еще раз подтверждало, что главный конструктор был испуган тогда не на шутку), но Михаил без труда отвел этот аргумент. Назаров подписал его новое назначение. Так состоялось его первое повышение почти за три года работы. Но и оно не уравняло Михаила в зарплате с теми, кто делал гораздо меньше его. Это сильно действовало на нервы – ведь он не стремился отнять у них деньги в свою пользу, он хотел получать СВОИ, заслуженные инициативной и неподражательной работой.