Без иллюзий

– Анюта, он давно уже псих, правда, еще не совсем законченный. А может быть, был им еще до того, как познакомился с тобой. Это первая волна любви на время подняла его над психозом. А так – смотри: он не имеет покоя уже из-за одного того, что его отец – более значимая, верней – куда более значимая личность, чем он сам, хотя он всю жизнь силится доказать обратное. Тужиться – то он тужится, да только ничего у него не выходит. Чем он занят после этой энциклопедии «Кольерс», с которой возился, как с писанной торбой, воображая, что ничего более важного на свете нет?

– Переводит правозащитные материалы. В основном с английского, но и на английский тоже.

– И создает впечатление, что если он на минуту выйдет из этого процесса, мир остановится в развитии, а потому отпуск у него может быть только на католические рождественские каникулы, когда даже неусыпные западные правозащитники берут недельный тайм-аут.

– Но он так обязался.

– А другого дела он хотя бы с помощью отца не мог бы найти? Кстати сколько за это он получает?

– Полторы тысячи долларов.

– Немало, но и не густо. По его претензиям на собственную значимость почти ничего. Ох, и расстраиваешь ты меня, ох, и расстраиваешь! Как подумаю о тебе, так и спрашиваю себя, куда ты подевала свой ум, на что разменяла? Учти, дорогая, ты ведь веришь в Бога: раз он дал тебе большие способности, так Он и спросит, как ты ими распорядилась, какие духовные ценности, используя их, успела создать? А что сможешь сказать? Что вырастила детей и дала им хорошее разностороннее образование, из которого они используют лишь ничтожно малую часть? Да, это заслуга. Но ведь детей должны растить и воспитывать люди любой образованности и способностей. Так что одними детьми, знающими науки и языки, не оправдаешься. А на что ты растратила свой творческий потенциал? На редактирование чужих текстов, как правило, эпигонских, а не оригинально разумных? Диссертацию не захотела защитить – ладно, твое дело, хотя, по-моему это совсем неумно и безответственно. Ведь тебе твои подружки, давно остепененные, обещали устроить «зеленую улицу» при прохождении всех этапов, а всего-то трудов тебе было начатую диссертацию дописать. Тут Толя тоже хорош – всячески воздействует на тебя, чтобы ты не защищалась – якобы, все это глупость. А на деле вовсе не глупость. Сравнявшись с ним в кандидатстве, ты стала бы самостоятельней, получила бы возможность сама зарабатывать себе на жизнь больше, чем сейчас. Ему этого не надо. А чего он еще больше не желает, это чтобы жена выглядела умнее его. И ты с этим тоже смирилась. Горько мне. Я вот тоже не кандидат – и именно из-за того, что тебе-то никак не помешает: мне противно кого-то просить признать меня умным, но тебя-то девчонки прямо – таки протащили бы вихрем через все инстанции, только пальцем о палец ударь. Но не ударила – не захотела, видите ли, Толеньку огорчать. И после этого он не псих? Тебе – то уже сорок, а ему – все пятьдесят. Пора бы к этому возрасту понять, что он сам собой представляет в интеллектуальном плане. Но в реальных итогах ему сознаться никак невозможно. Лучше позволять себе издевочки над такими докторами, как твоя мама, хотя, честное слово, она – таки сказала свое слово в истории арабской философии, тогда как он оказался неспособен даже на что-то подобное. Молчишь? Неприятно? А мне-то каково думать о тебе? Как мы ни далеки теперь друг от друга, безразличием к тебе я не заболел. Смотришь – девка вроде бы удалась хоть куда, по всем статьям – красива, умна, образованна, воспитана, могла бы заслужить всестороннее счастье. И характером упрямым Бог тебя не обделил – или мы с мамой, но куда оно девалось, на что пошло твое упрямство? И вот тебе нечего больше на это сказать, и мне тоже. В общем, больно. И твои дети скоро, очень скоро все до одного поймут, кто их отец, а кто  мать, и что они представляют друг для друга, можешь не сомневаться.

Этот разговор по-над кремлевской набережной нет-нет, да и вспоминался Михаилу, и не столько его же собственным назиданием, которого он совсем не хотел, поскольку никогда особенно не верил в его эффективность, если только слушающий сам не жаждал его получить (а Аня, конечно же, не жаждала), сколько горьким признанием дочери: «Я уже давно разочаровалась во всем, в чем только можно разочароваться». Это было сказано искренно, с полным убеждением, что все так и есть, но Михаил – то с высоты своих лет мог ей возразить: «Нет, Анечка, еще не во всем, в чем только можно разочароваться. Тебе еще дети не все сюрпризы преподнесли, какие могут, а потом, глядишь, и внуки добавят своë в ту же копилку. Так что тебе лучше бы заранее настроиться на это, и не питать иллюзий насчет счастья в потомстве. А если такое все же выпадет тебе, как Небесная Награда, что ж, тем радостнее будет его принимать. А не то выпадет тебе такое же «приятное» открытие, какое преподнесла мне Света.