Без семьи

Всё сказанное Акеном было очень неопределённо, но тем не менее в его словах таилась для нас какая-то надежда. Тётушка Катерина должна была приехать, она женщина умная, и нам казалось, что этого достаточно, чтобы разрешить все наши затруднения.

Однако полицейские явились раньше её.

Акен собирался пойти в город, к одному из своих друзей, когда пришла полиция, чтобы отвести его в долговую тюрьму. Акен страшно побледнел и попросил у полицейских разрешения проститься с детьми.

Я побежал в сад за мальчиками. Когда мы пришли, Акен держал Лизу на руках и она горько плакала. Один из полицейских шепнул ему что-то на ухо, но что именно, я не расслышал.

– Да, – ответил отец, – вы правы, так нужно.

Он быстро встал, опустил Лизу на пол, хотя она цеплялась за него и не хотела выпускать его руки. Затем поцеловал Этьеннету, Алексиса, Бенжамена. Я стоял в углу и плакал. Он позвал меня:

– А почему ты, Реми, не хочешь со мной проститься? Разве ты мне не сын?

Огорчённые и растерянные, мы не знали, что предпринять.

– Не провожайте меня, – приказал отец.

И, вложив Лизину ручку в руку Этьеннеты, он быстро вышел.

Я хотел было пойти за ним, но Этьеннета остановила меня. Мы стояли совершенно убитые посреди кухни, плакали и не знали, что нам делать.

В таком состоянии и застала нас тётушка Катерина, которая приехала через час после того, как увели Акена. Она оказалась женщиной весьма энергичной и решительной. Когда-то тётушка Катерина служила кормилицей в Париже. Она хорошо разбиралась в людях и умела устраиваться. Для нас было большим облегчением, когда она взяла на себя заботу о нашей судьбе.

Не прошло и недели после её приезда, как наша участь была решена. Поскольку дети были слишком малы, чтобы жить и работать самостоятельно, их решили взять к себе родные. Лиза должна была ехать к тётушке Катерине, Алексис – в Варе, к дяде-шахтёру, Бенжамен – к другому дяде, садовнику в Сент-Кентене, а Этьеннета – к тётке, жившей на берегу моря, в Эснанде. Я слушал, ожидая, когда очередь дойдёт до меня. Так как тётушка Катерина молчала, я спросил:

– А я?

– Ты ведь нам не родной.

– Я работал вместе со всеми. Спросите Алексиса и Бенжамена, умею ли я работать.

– Кушать ты тоже умеешь, не правда ли?

– Он наш, он принадлежит к нашей семье! – закричали дети.

Лиза подошла к тётушке и умоляюще сложила руки. Её жест был красноречивее слов.

– Моя маленькая, – обратилась к ней тётушка Катерина, – ты просишь, чтобы он поехал с тобой? Но, видишь ли, в жизни не всегда делаешь то, что хочешь. Ты моя родная племянница, и, если мой муж окажется недоволен твоим приездом, мне стоит только сказать ему: «Она нам родня. Кто же пожалеет её, как не мы?» То же самое могут сказать и другие родные. Родственников принимают, а чужих – нет. Нам самим еле хватает на жизнь.

Возражать было нечего, она говорила правду. Я ведь им не родной – разве я мог чего-нибудь требовать!

Тётушка Катерина никогда не меняла принятых ею решений. Она предупредила, что нам придётся расстаться завтра, а пока что велела ложиться спать. Как только мы вышли в другую комнату, дети окружили меня, а Лиза с плачем бросилась мне на шею. Тогда я понял, что они помнили обо мне и жалели меня. Вдруг мне пришла в голову неожиданная мысль.

– Послушайте, – сказал я, – хотя ваши родственники не признаю́т меня, но ведь вы считаете меня своим?

– Да, – ответили все хором, – ты всегда будешь нашим братом.

Лиза вместо слов сжала мне руку и так выразительно взглянула на меня, что слёзы навернулись у меня на глазах.

– Хорошо, я буду вашим братом и сумею это доказать.

– Что ты решил делать? – спросил Бенжамен.

– Я не хочу поступать на место, ведь тогда мне пришлось бы остаться в Париже и не видеться с вами. Я опять стану бродячим музыкантом, возьму свою арфу, буду ходить из города в город и навещать вас всех по очереди. Я не забыл своих песенок и танцев и сумею этим заработать на хлеб.

По выражению их лиц я понял, что моё предложение всем понравилось. Мы долго ещё разговаривали, строили планы на будущее, вспоминали прошлое.

Наконец Этьеннета настояла на том, чтобы мы легли. Все плохо спали в эту ночь, в особенности я.

На следующий день рано утром Лиза повела меня в сад, и я понял, что она хочет мне что-то сказать.

– Ты хочешь поговорить со мной? – спросил я её.

С помощью жестов и мимики она объяснила мне, что сначала я должен узнать, как устроются Этьеннета, Алексис и Бенжамен, а затем прийти в Дрези и обо всём рассказать ей. Увидев, что я её понял, она улыбнулась.

Отъезд был назначен на восемь часов утра. Тётушка Катерина наняла извозчика, чтобы отвезти детей сначала в тюрьму – проститься с отцом, а затем на железную дорогу.

В семь часов Этьеннета тоже позвала меня в сад.

– Мы расстаёмся. Я хочу подарить тебе на память эту маленькую шкатулку. Здесь нитки, иголки и ножницы, они пригодятся тебе в дороге. Ведь меня не будет с тобой, чтобы пришить тебе пуговицу или поставить заплатку. Когда ты возьмёшь шкатулку в руки, ты вспомнишь о нас.

После того как Этьеннета ушла обратно в дом, ко мне подошли Алексис и Бенжамен.