Что по-настоящему ее удивило – так это то, что тетка Ирина не сделала ни единого замечания племяннице за такое безобразнейшее поведение. Слуги дома, конечно, многое приметили и доложили той, когда Феано со спутниками вернулась. Может, хозяйка почуяла неладное и попросту побоялась затрагивать гостью?
А потом тетка зашла к ней, чтобы позвать ужинать. Перекрестилась на икону Николая Угодника, перед которой горела лампадка, – и сердце у Феано так и замерло. Железные полосы, которыми был обит ящик, явственно отблескивали в этом слабом свете. Какое-то время тетка Ирина даже пристально смотрела прямо туда, в угол: будто не могла понять, что не дает ей покоя. Но потом еще раз перекрестилась и поклонилась образу; и повторила племяннице приглашение на ужин.
Оставшись одна, Феано перевела дух и утерла пот со лба. Неужели тетка попросту не заметила этой вещи? А вдруг… А если тот дом тоже заколдован, и виден не всякому?
Да и нянька до сих пор не обратила на ящик никакого внимания; хотя уж она-то знала, что у них было с собой, они вместе с Феано раскладывали вещи.
Девушка заставила себя выбросить эти мысли из головы и спустилась в триклиний5
. За столом они сидели втроем с дядей и теткой, в неловком молчании поглощая фаршированные пряным рисом виноградные листья. Дядя Николай, Николай Скилица, был братом покойной матери; но Феано было совершенно нечего ему сказать.Умывшись и приготовившись ко сну, Феано неожиданно ощутила сильное желание открыть ларец самой и попытаться прочесть, что написано в свитках. Но уже совсем смерклось, свечи не хватало, а лампу просить она не решилась. Да и наверняка она ничего не разберет – даже если это древний греческий язык, тут нужен знающий человек…
А если отец?.. Нет! Неожиданно Феано поняла, что отцу свою находку не покажет тоже. Или покажет, но не сейчас. Еще не время.
С утра стало не до того: вернулся патрикий. Феано радостно обняла его, ощущая толику вины. Она уже решила, что ничего не скажет о своей вылазке, и предупредила Эйрика. Разумеется, тот ее не выдаст. Она очень понадеялась, что и няня тоже.
– Отец, а чем ты здесь занимаешься? – спросила Феано, когда они спустились в атриум. Она впервые задала такой вопрос. – Или это… государственная тайна?
Патрикий пристально и с удивлением взглянул на нее. Но ничего не заподозрил.
– Это тайна, ты права, – помедлив, ответил он. – Но в общих чертах я могу тебе объяснить. Сядем.
Они уселись на скамейку у фонтана. Дом у семейства Скилиц был не ахти, особенно в сравнении с их собственным константинопольским домом; но уединенный внутренний двор с фонтаном, конечно, имелся.
– Я встречался со стратигом6
Кносса и несколькими другими высокопоставленными лицами, – принялся объяснять Роман Мелит. – Ты понимаешь сама, что для торговли Крит нам не так уж и важен. Они не могут предложить ничего такого, чего не было бы у нас. Ну, кроме старинной керамики.Он добродушно улыбнулся дочери. Хотя говорил явно об очень серьезных вещах.
– Однако Крит может быть очень важен стратегически. Он может послужить… превосходной военной базой для египетских арабов и персов. До Египта отсюда рукой подать! Вот я и склонял стратига, чтобы они не заключали союзов с магометанами, а только с нами.
Феано задумчиво кивнула.
– Понимаю… Но как же это получается, – она посмотрела в темные выразительные глаза отца. – Ты помогаешь ромеям против персов… то есть против своих? Ведь ты сам наполовину перс!
Глаза Романа Мелита сверкнули.
– Я ромей, я сын и слуга империи, – резко ответил он. – Империя превыше всего, Феано! Надеюсь, и ты об этом никогда не забудешь!
Феано смотрела на него, едва дыша. Ее любимый отец вдруг стал чуждым и страшным.
Наконец Роман Мелит сменил гнев на милость; он снова обаятельно улыбнулся и коснулся ее щеки.
– Ты еще дитя, для тебя еще все просто. Так и должно быть. Но теперь оставим этот разговор.
Дочь кивнула, не поднимая глаз. О ее собственной тайне речь так и не зашла.
Они прогостили у ее дяди с тетей еще пять дней. Феано томилась и видела, что родственники тоже тяготятся этим визитом. Возможно, дело было не только в том, что приезд нежданных гостей со свитой дороговато им встал, – а и в том, чем Роман Мелит здесь занимался во благо империи… Хотя, как опять заподозрила девушка, отец в конце концов расплатился с теткой за беспокойство полновесными золотыми солидами7
.Сама она несколько раз украдкой заглянула в свой ящик при свете дня. С Эйриком они больше не говорили; хотя Феано знала, что вэринг ничего не забыл. В том ящике и вправду оказались папирусы на древнегреческом языке и, кажется, даже на древнеперсидском: современная персидская грамота была Феано знакома. Однако она не смогла разобрать ничего, кроме отдельных слов и имен, как будто бы не имевших к ее семье никакого отношения. Но почему-то Феано продолжало казаться, что эти записки многие сотни лет ждали ее и только ее…